В кабинете царила напряжённая атмосфера. У Росслера и Шандузо дрожали руки. Китаец Ван Хунин неподвижно сидел, закрыв лицо руками, а японский специалист, Вада Каору, наоборот, трясся как в лихорадке. Остальные так же выглядели не лучшим образом.
Из своего личного сейфа Генрих достал бутылку хорошего коньяка. Вообще-то она была припасена для того, чтобы отметить предстоящий успех придуманного им теста, но для укрепления нервов коньяк так же подходит. От предложенного бокала не отказался никто. Даже Каору, который обычно крепкие напитки обходил стороной, позволил себе немножко.
Со словами "Курите прямо здесь", Рене Шандузо открыл настежь окно. Комната наполнилась обычными, уличными звуками.
Если бы не ужас, застывший в глазах людей, можно было бы подумать, что это посиделки в каком-нибудь аристократическом клубе.
На Росслера посыпались вопросы. Всех интересовала внезапная вспышка безумия, и исчезновение трёх человек, произошедшее с нарушениями законов физики на глазах у дюжины трезвых, здравомыслящих людей.
Но Росслер и сам не понимал, что именно произошло. Генрих сказал о том, что их клиника проведёт тщательное расследование этого инцидента. Он просил всех присутствующих на некоторое время не распространятся о том, что они увидели.
- А может вообще скрыть сам факт проведения этого теста? Спросил Пенроуз
- Нет, Роберт, не выйдет.
Рене Шандузо отрицательно покачал головой.
- Здесь не так, как у вас в США. Замолчать причины госпитализации двух человек и странную пропажу ещё троих не получится. Тем более, что мы направляли в ВОЗ официальное письмо о проведении теста.
- С нас наверняка спросят, - Продолжил Генрих, - И мы найдём что ответить, когда закончится внутреннее расследование. Я вас прошу только об одном: не привлекайте к этому делу журналистику, эту проститутку современности. Если о нашем провале узнает хотя бы один репортёр, большие проблемы не заставят себя ждать.
- Какие, например?
- Хотя бы судебные иски. А ещё лишение врачебной лицензии, и катастрофический удар по репутации. Каждый бумагомарака не преминет написать про нас целый ворох отборного вранья, смакуя его такими подробностями, что правду потом отличить будет очень сложно. Нет, коллеги, я настоятельно прошу вас держать язык за зубами.
Росслер всё ещё рассуждал о том, какие могут быть последствия у сегодняшних событий, и как можно их минимизировать, а Кирилл вдруг задумался о кое-чём другом, но тоже немаловажном.
- Генрих, а где вы взяли сами рисунки для вашего теста?
- Вы не поверите мне, Кирилл. На вашей родине.
- Где-где?
Росслер был прав - его ответ несколько огорошил Вонзова.
- Помните, год назад я выступал с семинарами в вашем государственном университете?
- Да, я был вашим ассистентом.
- Вот именно. Обратно я возвращался через Санкт-Петербург. Мне хотелось посмотреть эту вашу, как вы говорите, культурную столицу, а тут ещё и отпуск удачно совпал. В Санкт-Петербурге я провёл несколько дней: смотрел достопримечательности, гулял по городу. Как-то раз ноги занесли меня на Каменный остров, где я встретил одного художника, на улице лунных кошек. Сначала я даже подумал, что ошибся с прочтением и воспользовался электронным переводчиком. Всё же я не так хорошо знаю ваш русский язык, но оказалось, что название я перевёл правильно. Красивое название, кстати, снимаю шляпу.
Кирилл Вонзов очень хорошо знал Петербург. В юности он прожил в этом городе чуть больше года. Обычно уличные художники кучкуются в центре города. В Москве это Арбат и прилегающие дворы, в Санкт-Петербурге это Невский проспект и Екатерининский сад. Встретить же работника кисти и мольберта в таком месте, как Каменный остров весьма проблематично. Да и про улицу лунных кошек Кирилл слышал впервые.
- А разве у нас есть такая улица?
- Вам лучше знать, - Росслер улыбнулся, буквально уголками губ, - Это же ваш город.
- Ну допустим. Значит на этой улице вы встретили художника, у которого приобрели все эти рисунки?
- Так всё и было.
Росслер рассказал, что случайно встреченный им уличный художник выглядел довольно жалко. Какой-то субтильный старичок с немытыми волосами, жиденькой бородёнкой, одетый в лохмотья. Генрих даже поначалу решил, что это бездомный нищий, и подошёл к нему исключительно для того, чтобы подать милостыню. Но, как оказалось, первое впечатление было обманчивым. Слева от старичка стоял мольберт, густо усеянный рисунками и картинами, выполненными довольно искусно. С набережной, по которой шёл Генрих, мольберт этот не был заметен, отчего и создавалось впечатление, будто старичок является простым оборванцем.
К тому же оказалось, что художник этот - глухонемой. Как он собирался продавать здесь свои работы, уму непостижимо. Но, видимо, его полностью устраивало это место.
Когда Росслер остановился у мольберта, чтобы получше рассмотреть рисунки, художник дёрнул его за рукав, чтобы обратить на себя внимание.
Он протянул Генриху отлично сделанный рисунок Гроссмюнстера, и это показалось невероятным. Как он мог знать, что Росслер живёт не где-нибудь, а именно в Цюрихе? Это могло быть простым совпадением, только сомнительно, чтобы этот дедушка рисовал церковь с натуры. А нарисовано было довольно точно. Возможно он работал с фотографией.
Жестами Генрих спросил, сколько может стоить эта работа, но старичок отрицательно помотал головой, и показал другую свою работу.
На этот раз это был акварельный набросок здания московского университета. И вот тут Росслер удивился по-настоящему. Может быть он ясновидящий? А художник продолжал демонстрировать Генриху рисунки, и все они были так или иначе связаны с жизнью швейцарского психиатра.
Словно он заранее знал всё: что к нему придёт швейцарец, доктор, следующий проездом из Москвы.
Некоторые работы, лежащие на мольберте, напомнили Росслеру типичные рисунки больных шизофренией, и он указал художнику на них, на что тот неожиданно подмигнул доктору и достал из-за пазухи толстую пачку набросков. И вот это как раз и были те самые, которые сегодня довели десятерых человек до безумного состояния.
Сначала Генрих не собирался их покупать, но старичок почти насильно сунул ему эти работы, а потом в спешке намалевал на чистом листе бумаги коробку, перевязанную ленточкой. Видимо, это должно было означать "подарок".
- На обратном пути, в самолёте, мне и пришла в голову идея о проведении этого теста, - Закончил Росслер свой рассказ.
- И что, вам самим они не показались странными?
- Отнюдь. Но вот что интересно, среди своих работ художник показал мне одну, на которой были нарисованы люди в разных позах. Один вырывал себе глаза, второй взлетал к потолку, а третий на половину торчал из стены. Ничего не напоминает?
- Он описал тест!
- Да, и только сейчас я это понял. Но как, дьявол его побери, он мог предвидеть всё это?
- Меня, - Задумчиво произнёс Каору, - Интересует ещё то, почему мы сами не стали жертвами этого эксперимента. Контрольная группа сошла с ума и... Ну вы сами всё видели, а с нами ничего подобного не произошло.
- Я тоже об этом думал, - сказал Рене Шандузо, - Возможно всё дело в том, что мы были заранее готовы к тестированию, а в контрольной группе ни одного человека не предупредили о том, что их ждёт. Подсознательно у нас было соответствующее настроение, и именно оно и защитило наш разум.
Рене развёл руками.
- По крайней мере это единственное, что мне пришло в голову.
Они ещё немного поговорили, вспоминая недавние события, а потом быстренько разошлись. У Росслера и Шандузо впереди было много работы и куча проблем, а остальным не было смысла оставаться в Швейцарии просто так. Тестирование обернулось провалом, и каждый гость возвращался домой.