Между прошлым и будущим.
Из жизни женщины.
Я хочу быть счастливой…
Я хочу жить иначе, я хочу быть другой, но у меня ничего не получается: мечты остаются мечтами, а неудачи сопутствуют на каждом шагу. Это сердит, портит настроение, провоцирует хандру, лишает всякой инициативы. Все больше и больше не нравлюсь себе, дурнею с каждым днем. Все реже и реже слышу комплименты в свой адрес. Полнею, мрачнею, увядаю…
Общение с людьми лишь огорчает. Появился незримый барьер, дальше которого не подпускаю никого к себе, но и сама не переступаю его.
Удачи, радости других как-то неприятно волнуют. Все чаще думаю о себе: «Недостаточно хороша, ничего-то я не достигла в жизни, никогда и ничего не делаю правильно – и в этом только моя вина». Жизнь стала горьким разочарованием.
Но почему так? Откуда ЭТО во мне? Отчего именно я так несчастна? Сколько угодно людей живут счастливо, радуются, улыбаются, только мне от этого еще тоскливее. Я хочу быть с ними, но не могу преодолеть что-то в себе. В который раз мучаю себя вопросом: «Откуда ЭТО во мне? Кто и когда внушил мне эти мысли?» Да-да, мысли! Именно они уничтожают меня с каждым днем, с каждой минутой! Как давно это началось? Когда я утратила вкус к жизни? Ведь было же ощущение свободы, счастья, надежды… Что же произошло со мной? Почему так трудно стало жить?
С легкостью, до конца не осознавая, что происходит, и как она поступит в следующий момент, Юлия соскочила с тахты, подошла к серванту, распахнула обеими руками настежь дверцы и принялась доставать из него посуду. Думать и анализировать свои действия не хотелось. Было раннее зимнее утро, и ощущение свежести и света буквально наполнило всю ее. Стоя на ковре босыми ногами в одной ночной рубашке, она, с непонятной ей решительностью, разрушала тот уют, который так любовно оберегала все эти годы, свое гнездо, которое вдруг решилась покинуть. Шаг за шагом тогда, в то зимнее утро, она окончательно укрепила границу, и без того уже существующую, между прошлым и настоящим.
Жизнь прошлая… жизнь настоящая… Всё, что относилось к прошлому, было болезненным и тягостным напоминанием о столь неудачном замужестве, замешанном на предательстве и лжи. В настоящем же теплилась надежда, вселяющая веру в перемены к лучшему. Желание жить – жить иначе – было так велико, что этот, уже реальный и окончательный уход из прошлого, не причинял ей ощутимой боли.
Позже, вспоминая свою жизнь, она часто будет мысленно возвращаться в это зимнее утро – начало отсчета нового в ее времени.
Прошлое… Каково было его начало? Во всяком случае, ничего общего с известными, и уже порядком успевшими надоесть, мыльными операми. Не было того особенного чувства с оттенком романтизма, которое выливается в томительное ожидание чего-то нового, еще не изведанного ранее. Казалось, Юлия утратила способность чувствовать на какое-то время и как бы со стороны наблюдала за происходящей предсвадебной суетой, которая увлекает каждого, кто является непосредственным участником предстоящего события. Очередной механизм размеренной и столь привычной жизни для многих был запущен, и мысли о том, правильно ли всё это, – ни у кого так и не появилось. Никто и представить не мог тогда, насколько безучастной вдруг стала сама виновница торжества. Да и кто мог знать, что творилось в душе Юлии. Ей верили, ей доверяли. Решение принято, выбор сделан. А чувства? Да разве можно лезть в душу? Так считали многие, так принято было думать. Всё как у всех…
Самолет стремительно набирал высоту. Всё было как обычно: знакомые звуки, салонные запахи, голоса и суета пассажиров, заставившие Юлию прикрыть глаза и откинуться на спинку кресла. Глубоко вздохнув и также протяжно выдохнув, она вновь ощутила приятную и уже знакомую легкость внутри себя. «Господи, вот и всё! Как хорошо, и как всё просто. Впереди жизнь, моя жизнь, где нет, и не может быть больше его, человека, причинившего столько боли и страдания ей, их ребенку, родителям… Зачем было ждать так долго этой минуты, мучаясь ложными угрызениями совести, жалостью к человеку, едва не убившему меня? Да, это моя жизнь и я – только я! – вправе перевернуть ее страницу и начать с чистого листа, оставив самое дорогое, без чего всё это не имело бы смысла. Это моё право и мой выбор», – так думала Юлия, погружаясь в себя и позволяя внезапно возникшим внутренним образам унести ее в прошлое. Шквал воспоминаний захлестнул, заставляя заново пережить то, что прочно связывало ее с прошлым, и многое из чего она навсегда желала бы оставить в той, прожитой… ею, жизни.
Старая часть города представляла собой узенькие, чаще мощеные улочки с домами из серого камня, обвитыми диким густым виноградом. Это были четырёх- иногда пятиэтажные строения с таинственными подъездами, хранившими прохладу камня и истории тех, кто ранее пребывал в этих стенах. Подъезды порой закрывались на ключ жильцами домов – таковы были нравы жителей старых кварталов. Они знали друг друга в лицо, хотя чаще всего этим знакомство и ограничивалось. Воспоминания детства дополняют образы: дяди Яши, привозившего по утрам свежей выпечки хлеб на небольшой тележке; в белом фартуке и белом накрахмаленном колпаке, проходя вдоль домов, он привычно выкрикивал с еврейским акцентом: «Свежий хлеб, свежие бульки», – и так много раз; дворника Ивана с его многодетной семьей и, конечно же, соседей, ставших впоследствии близкими друзьями их семьи.
Жизнь текла своим чередом со свойственными ей переменами, но всё в той далекой сейчас от Юлии жизни, так и осталось родным, светлым и очень осязаемым воспоминанием.
Школа находилась через пару кварталов от их дома. Кирпичное пятиэтажное здание с яркой черепицей, огромным количеством ступеней, ведущих к ней, просторными коридорами и паркетными дубовыми полами величественно возвышалось над низкорослыми жилыми домами микрорайона.
На каждом из пяти этажей в конце каждого коридора стоял бочок с питьевой водой и, как обязательный атрибут – огромный листовой цветок в зеленом деревянном ящике. Дежурные с красными повязками не спеша прохаживались вдоль классных комнат. Не было того безудержного оживления, которое возможно наблюдать в любой из современных школ. При виде дежурных, если кто и бежал сломя голову, резко тормозил, по инерции скользя по блестящему паркету, и переходил на размеренный шаг. Таков был порядок: школа была школой, ученики – учениками, а праздник – праздником с обязательными школьными вечерами, художественной самодеятельностью и, конечно же, танцами. Актовый зал с небольшой, но уютной сценой, со старым черным роялем в углу, вмещал в себя всех, для кого планировался в вечер. Старшеклассники, сразу чуть повзрослевшие, сменившие школьную форму на лучшие свои наряды, разбившись по группкам, толпились в ожидании танцев.
Именно здесь чаще всего зарождались интерес, симпатии, влюбленность, что давало повод некоторое время спустя активно обсуждать новости, секретничать и дружить. Так появлялись новые влюбленные парочки, привлекая внимание остальных. Здесь они и познакомились. Правда, дружба не завязалась, но осталось предчувствие чего-то, что могло бы иметь продолжение.
Юлия чувствовала, что нравится этому не по годам взрослому юноше, так разительно отличавшемуся от остальных сверстников. Лишенный юношеской миловидности, столь характерной для этого возраста, он, улыбаясь одними глазами, не спеша подходил к ней и наклоном головы приглашал на танец. Так было до тех пор, пока однажды не прозвенел последний школьный звонок, и он, как и все ребята его выпуска, покинул стены родной школы. Она же продолжала учиться, ходить на вечера, изредка вспоминая этого немного странного юношу.
Они встретились через два года и, как оказалось, не случайно: он искал ее. Форма курсанта военно-морского училища, каковым он являлся, ничем не привлекала Юлию. Но вот письма, которые она стала получать, рождали интерес и любопытство: «Он не такой как все», – всё чаще думала Юлия. Временами казалось, что и на расстоянии она чувствует его присутствие и поддержку, что радовало и вдохновляло, вселяло уверенность и спокойствие, заставляя мечтать и верить. Всё это позволило Юлии надолго определить Вадима в разряд необыкновенных, особенных людей, каких немного: надежных, сильных, верных. Таким она представляла его, как это бывает, когда желаешь видеть то, о чем мечтаешь, к чему стремишься, бессознательно закрывая глаза на очевидные вещи. Так формировался ее собственный мир иллюзий, позволяющий видеть и воспринимать действительность такой, где возможно чувствовать себя счастливой и благополучной.
– Минеральная? Лимонад? Пожалуйста, – голос стюардессы прервал мысли. Миловидная стройная брюнетка с глазами газели, приветливо улыбаясь, протягивала поднос с прозрачными стаканчиками, наполненными до половины разного цвета напитками. Мужчина, сидевший между Юлией и мальчиком лет шести, поблагодарив стюардессу, протянул стакан с лимонадом ребенку. Скользнув взглядом по лицу Юлии, он вполголоса, обращаясь к ребёнку, мягко проговорил: «Попей немного. Вот увидишь, всё будет хорошо: тебя очень любят и ждут. А сейчас постарайся уснуть», – голос спокойный, приятный. Юлия, отпив глоток, посмотрела в их сторону:
«Похоже – хороший отец, заботливый, надежный. И таких, видимо, немало. Есть же благополучные семьи и счастливые жены. Конечно же, есть».
Стараясь не развивать эту тему, она поставила стаканчик с недопитой минералкой на поднос проходившей обратно стюардессе и, прикрыв глаза, снова откинулась на спинку кресла, стараясь ни о чем больше не думать: «Всё. Хватит вспоминать, мусолить всё это снова. Всё будет хорошо, просто отлично. Меня любят и тоже ждут. Главное, я свободна, Я и мой ребенок, моя ласточка, моя прелесть». И, утешая себя, Юлия вдруг мысленно воспроизвела спасительную фразу, произнесенную дочкой тогда, когда сама толком еще не знала, как поступить: «Мамочка, если тебе будет хорошо, то и мне тоже», – с трудом, сквозь слёзы проговорила девочка, стоя у окна и глядя сквозь тюль, как отец, ее папа, медленно подходит к машине, что-то ставит в багажник и, не оглядываясь, как это было прежде, садится и уезжает.
Навсегда! Да, они уже не семья… На этот раз «спасательный круг» не сработал, и Юлия тяжело и шумно вздохнула.
– Вам нехорошо? Чем-нибудь помочь? – тихо поинтересовался сосед.
– Нет, нет. Я в порядке, не беспокойтесь, – в замешательстве пробормотала Юлия, застигнутая врасплох. – Перелет всегда утомляет, да и в салоне душно.
Он потянулся к ручке кондиционера и направил струю воздуха на Юлию.
– Так лучше? участливые нотки послышались в голосе.
– Да, конечно. Я как-то сама не догадалась. Благодарю, – улыбнулась она в ответ.
«Крепкие плечи, приятное открытое лицо… Привык заботиться, – с оттенком зависти отметила про себя Юлия. – У него тоже мужественная внешность, – вдруг подумала она о Вадиме, – так привлекавшая женщин, ценивших мужское начало, прежде всего, а в результате я оказалась сильнее…»
Мысли вновь завладели ею: – Неужели, чтобы понять очевидные вещи, необходимы страдания и боль, ложь и предательство? Наверное, да. Как же тогда поймешь, что это не твой человек, ты ошиблась и сделала не тот выбор. Ошиблась… Так долго жила и не понимала, не чувствовала, что рядом чужой, не твой человек… Да, не мой», – болью отозвалось внутри.
Запахло едой. «Слава Богу, не котлетами и вареными яйцами», – поморщилась Юлия.
– Лизонька, не спеши! – пожилой мужчина, заботливо помогая подняться с кресла женщине примерно того же возраста, чмокнув ее при этом в щеку, игриво спросил: «Не заблудишься? Жду с нетерпением». И, улыбаясь своей шутке, озорно подмигнул Юлии.
«Вот, а они, похоже, всю жизнь вместе, – подумала она, ответив понимающей улыбкой. – Очень уж гармоничны, даже похожи друг на друга».
Она давно заметила, рассматривая семейные фотографии, насколько похожи ее отец и мать между собой: и взглядом, и выражением лица, объясняя такое сходство родством душ и продолжительностью совместной жизни. Она и представить себе не могла одного без другого. Магическая ритмичность их жизни всегда приковывала к ним взгляды прохожих, они были объектом внимания на званых вечерах, вызывая восхищение, а порой и зависть. Были, конечно, и ссоры между ними, как это обычно бывает в любой семье с обидами и упреками, но то главное, что объединяло их на протяжении всей жизни, роднило, было куда сильнее и значимее всех этих передряг. Отзеркаливая движения друг друга, они шли по жизни в ногу, и в этом состояло их счастье, любовь и безудержный интерес к жизни.
Юлия была единственным ребенком в семье. Она прекрасно помнила тот день, когда поняла, что в их семье ожидается пополнение. У нее будет брат или сестра – то, о чём она втайне мечтала наконец осуществится. Улавливая малейшие оттенки настроения родителей, она это знала уже наверняка. При Юлии эта взрослая тема почему-то не обсуждалась, и она не смела касаться ее, боясь разоблачить себя, свою детскую прозорливость. Маленькая девочка трепетно хранила, оберегала свою тайну и мечтала в ожидании братика или сестренки. Последнее значения не имело. Но судьба распорядилась иначе: не получилось, никого у нее не будет – это она тоже поняла сразу, когда утром, проснувшись, увидела обеспокоенное лицо соседки и отсутствие мамы. Потом пришла бабушка. Откровенно скорбное выражение лица ясно говорило, что произошло нечто страшное, но мама, слава Богу, осталась жива. Так разрушилась первая серьезная мечта Юлии. Маленькая восьмилетняя девочка горько и долго плакала, оставшись со своей бедой один на один, похоронив мечту глубоко и навсегда.
Юлию любили, о ней заботились, не лишая при этом необходимой самостоятельности, приучая к порядку и разного рода вещам, так пригодившимся ей впоследствии.
«А вот мы, как семья, не состоялись. Возможно, будь на моём месте другая женщина, всё было бы иначе. Хотя… человек, способный предать, непременно сделает это не сегодня, так завтра», – так, наблюдая некоторое движение пассажиров, Юлия рассуждала, анализировала, сравнивала, вновь и вновь переживая то, от чего так стремительно пыталась бежать. «Всё начинать надо с чистого листа», – прерывая себя, снова мысленно пыталась успокоиться Юлия. Но через доли секунд память возвращала ее вспять, в ее израненное прошлое все еще болезненное и такое осязаемое.
«А была ли я вообще когда-нибудь с ним счастлива?» Юлия попыталась вспомнить, но ничего не получилось. Память выхватывала из прошлого эпизод за эпизодом, но все они были бесцветны, безлики, безрадостны… Внезапно лицо ее озарилось улыбкой: была, конечно же, была, когда узнала о своей беременности, такой желанной и долгожданной, после трех лет, прожитых в браке. Счастье было так велико, что она готова была поведать о нём всему миру. Даже реакция Вадима, довольно сдержанно отреагировавшего на эту новость, столь значимую для Юлии, не омрачило ее мыслей. Сославшись на трудный день и усталость, он, как обычно, отправился спать, оставив ее наедине со своими чувствами. «Одиночество вдвоем» пожалуй, и было тем принципом, который лежал в основе их отношений. Не зная другого, но часто страдая, Юлия чаще винила себя, свою нерешительность, излишнюю тревожность, некоторую несостоятельность, тем самым оправдывая его, всё глубже замыкалась в себе, погружаясь в мир иллюзий и самообмана, который позволял ей держаться на плаву и выживать, при этом, не лишаясь того, чем щедро наделила ее природа.
Всё изменилось в одночасье. Впрочем… это продолжалось на протяжении полугода, но только она, следуя своему правилу доверять, не замечала, точнее сказать, не желала видеть, что в их отношениях, и без того довольно сложных, образовалась значительная трещина. Он давно уже возвращался со службы позже обычного, а случалось, частенько отсутствовал сутками. Поначалу пытался как-то объясниться, а затем и вовсе перестал утруждать себя, всё сильнее отдаляясь от нее и ребенка и ведя тот образ жизни, который, как правило, служит поводом для разлада в семьях, является причиной бесконечных бессонниц и горьких женских слёз.
Дочке шел пятый год. Девочка росла милой и любознательной. В свои четыре с небольшим она неплохо читала, любила рисовать под песенки и сказки детских пластинок. Юлия любила ее всем своим материнским сердцем, трепетно и самозабвенно. Решиться на второго ребенка было непросто: не желала делить любовь (так ей тогда казалось), да и частые переезды не располагали к этому. Что же относительно Вадима, его мнения и настроения, то он полностью предоставил право ей, Юлии, принимать решение: быть ребенку или нет.
– Ты – мать, тебе виднее. Подумай, возможно, и не стоит прерывать беременность. Родишь Ксении сестренку или братишку, всё веселее будет, – как-то очень легко и без особых эмоций произнес он, смачно вдыхая сигаретный дым.
– Подумай, – повторил он и замолчал, уставившись в телевизор.
Так Юлия решила ничего не менять, тем самым надеясь, что отношения их поправятся и станут теплее. Она давно перестала прислушиваться к себе, своей интуиции, бессознательно боясь обнаружить то, что и так лежало на поверхности и было очевидным, стоило лишь пошире раскрыть глаза и взглянуть на происходящее в их отношениях со стороны.
Прозрение наступило как-то внезапно.
– Почему так долго? – и дальше вопрос, который невольно вырвался наружу. Сама того не ожидая, она вдруг спросила, присаживаясь на край дивана: – Может, у тебя женщина есть?
– Да, – оглушительно прозвучало в ответ.
– Да?! – болью отозвалось в мозгу Юлии. – Какой ужас!
Внутри что-то оборвалось и сжалось, затрудняя дыхание. Стало холодно и пусто. На мгновение она перестала чувствовать свое тело: ноги не повиновались, словно чужие тянули всё ниже и ниже. Попыталась встать – не получилось, в голове шумело. Это была уже не она, а кто-то, чье тело не хотело подчиняться ей.
Только что из душа, в одних плавках, он стоял перед зеркалом с обнаженным крепким торсом и, причесывая мокрые, густые, темные, как смоль, волосы, не оборачиваясь, пошел в сторону кухни. Юлия с трудом поднялась с дивана и медленно, словно тень, последовала за ним.
– И ты… любишь ее?
– Да, – также немногословно ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза.
Боль словно парализовала ее. А он, самый близкий и родной, был рядом и не мог ничем помочь ей именно сейчас, когда так больно и так плохо, когда особенно нужна его поддержка, когда жизнь вдруг замерла и стала покидать ее, превращая с этой минуты в сплошную рану то, что принято называть душой. Она вдруг вспомнила, что там, в соседней комнате, спит их дочь, ее дочурка, маленькая и беззащитная, спит и не подозревает, что именно сейчас, в эту минуту, решается и ее судьба, и жизнь станет иной, не такой, какой могла бы быть.
– Не мой человек! Я ошиблась, – едва проговорила Юлия, скорее обращаясь к себе, и замолчала, отрешенно уставившись в пол. Застыла. Задеревенела, внезапно потускнев и состарившись.
Словно чего-то испугавшись, Вадим обернулся и впервые взглянул на нее: «Что она сказала? Не мой человек?»
Юлия сидела бледная и безучастная. Никогда прежде он не видел ее такой. Казалось, ничто не сможет заставить ее вновь заговорить.
«Не мой человек… – словно током пронзило его. – Боже, что я наделал?! Зачем? Я же люблю её… Я сам не смогу без нее, без них».
– Нет, нет, ты не поняла меня. Я никогда, слышишь, никогда вас не оставлю.
Присев, он в ужасе обхватил своими сильными огромными руками ее дрожащие колени, такие теплые и родные, стал сбивчиво и невнятно бормотать о том, что уже не имело никакого значения для Юлии, что осталось так и не услышанным ею. Внезапно Юлия ощутила сильную боль внизу живота. Она была резкой и пронзительной.
– Больно, – едва слышно, спекшимися губами прошептала Юлия.
Не сопротивляясь, она позволила ему уложить себя в постель, и сознание на время покинуло ее.
Как ни странно, завтра все же наступило. Проснувшись, но еще не открыв глаза, она протяжно и мучительно застонала. Отечные тяжелые веки слегка приоткрылись, и милое детское личико обеспокоено склонилось над ней.
– Мамочка, ты заболела? – голубые глазенки смотрели по-взрослому участливо и серьезно.
– Малыш, я сейчас встану. Все хорошо, киска, – разомкнув ссохшиеся губы, проговорила Юлия.
– Мамочка, ты моя любимая, я тебя очень-очень люблю.
Ксюша забралась на постель и прижалась к матери.
– И я, радость моя, тоже люблю тебя больше всего на свете.
Юлия улыбнулась сквозь слезы, внезапно навернувшиеся на глаза, и посмотрела на часы: «Боже, одиннадцатый час! Как же долго я спала», – удивилась она, пытаясь подняться.
– Ксюша, доченька, что же ты не разбудила меня? А папа где? – все еще недоумевая, через силу спрашивала Юлия, торопливо стараясь встать на ноги.
Тело, словно после тяжелой болезни, неприятно ныло, ее мутило. Осторожно, держась рукой за спинку кровати, она поднялась и, обведя потухшими глазами комнату, вдруг ощутила бездонную пустоту вокруг себя. Это вернуло ее к реальности происшедшего вчера в этой самой комнате.
– Что же ты не разбудила меня? – тихо, почти шепотом повторила она, не пытаясь услышать ответ.
– Я будила, а ты не будилась, – Ксюша выразительно развела ручонками. – И покушала я сама.
Тут только Юлия заметила, что на Ксении платье, а не ночная пижамка, и колготки, надетые на левую сторону.
– А папы нет: он уехал, когда мы спали, – недовольно добавила малышка, обиженно надув губки.
– Папа приедет. Освободится и приедет. Он помнит, что его ждет маленькая девочка, которая сейчас будет завтракать, – удивляясь себе, спокойно проговорила Юлия.
– Я уже покушала, я гулять хочу, – Ксюша с мольбой в глазах смотрела на мать.
«Я должна быть сильной, я буду сильной! Не мой человек», – вдруг подумала Юлия, вспоминая о Вадиме.
– Мама, мамочка, а я вот что сочинила. Ксюша подскочила к ней и, вытянувшись во весь рост, громко продекламировала:
Звезды горят на Кремле,
Колос растет на Земле,
Все это Родина наша:
Все роют, все доят, все пашут..
Замолчав, она, запрокинув голову, важно посмотрела снизу вверх на мать.
– Мамочка, а почему ты плачешь?
– Я? Да нет же. Это я от радости, что ты у меня такая умница.
Юлия не заметила, что слезы обильно катятся по щекам. Она утерла лицо салфеткой, поцеловала озадаченную мордашку дочери и, проведя нежно рукой по шелковистой ее голове, тихо, еле слышно прошептала:
– Ты у меня самая хорошая и очень способная девочка, и я очень-очень люблю тебя.
Юлия подошла к окну. Есть не хотелось. Незнакомое чувство сдавливало грудь, мешало распрямить спину, дышалось с трудом. А за окном стояли те же дома, ходили те же люди, и все, что было таким знакомым, как-то сразу отдалилось, стало чужим, оставив Юлию вне этой жизни, которая продолжалась, только ее, Юлии, сейчас в ней не было. С усилием превозмогая болезненную слабость, она заставила себя проделать все, чем занималась каждое утро: прибрала квартиру, отправила Ксюшу на улицу, не забыв при этом обязательных назиданий и предостережений. «Как жить? Что делать?» – судорожно размышляла она, приводя волосы в порядок. Наконец, Юлия остановила взгляд на своем отражении в зеркале: оттуда на нее смотрело знакомое красивое лицо молодой женщины, но сейчас, без искорки жизни, оно было другим, бледным и грустным, а в больших, ранее искрящихся, зеленых глазах, казалось, навечно застыла леденящая сердце тоска. «Почему я? Почему именно со мной это случилось?» И не находя ответа, она продолжала привычными движениями укладывать густые золотистые волосы в изящный пучок на затылке. Казалось, со вчерашнего вечера прошла целая вечность. На какое-то время она забыла о ребенке, которого ждала, которого, наконец, решилась родить. Он вдруг сам напомнил о себе беспокойным движением, отчего тревожнее застучало в висках. «Что же делать? – мысль лихорадочно работала, приводя в озноб все ее тело, отбирая последние силы. – Чужой гарнизон, временное жилье и… крах семьи. Да, крах…» Юлия поняла это, вернее, почувствовала, но желания вернуть Вадима, после того, что произошло, у нее сейчас не было. «Ошиблась. Не мой человек!» – с чувством ожесточения временами произносила она вслух, безнадежно пытаясь остановить беспорядочный поток мыслей. Это на мгновение придавало силы, боль сменялась негодованием, и решение уйти от него, исчезнуть из его жизни навсегда, навеки было принято уже тогда, пока еще неосознанно, но, уже успев застрять острой занозой в подсознании Юлии. Признание того, что она так жестоко ошиблась в Вадиме, избавляло ее, как ни странно, от каких-либо претензий к той, из-за которой все это случилось. «Нет, во всем виноват он и только он! Неужели он так слаб, что не волен управлять своими чувствами? Как он мог предать меня, Ксюшу, забыть о том, что должен родиться ребёнок?!» Мысль о последнем заставила страдать еще больше. Как трудно осознавать происходящее… Юлия какое-то время беспомощно продолжала смотреть на свое отражение, затем, закрыв ладонями лицо и сделав несколько шагов по комнате, натыкаясь на углы, безутешно зарыдала, обессилено опускаясь на пол. Уткнувшись лицом в колени и вдоволь наплакавшись, хрупкая и беззащитная, напоминавшая сейчас маленькую девочку, которую незаслуженно обидели, она долго сидела в этой деревянной позе, не зная, что предпринять.
↓↓↓ Эта кнопка сама себя не нажмёт... Спасибо!
Об авторе
емки, а сюжеты – кинематографичны. Обладая богатым жизненным опытом, Надя пробует себя в различных жанрах.
Подарив читателям философско-психологическую повесть «Между прошлым и будущим» и порадовав ценителей классического детектива романом «Тайна виллы „Гранд“», в настоящее время Надя с головой ушла в работу над научно-популярными лекциями по практической психологии, которые
вскоре позволят широкому кругу читателей через теорию и практику как можно лучше познать собственное я и окружающий мир.
3 комментариев
5 звезда: | (3) | |
---|---|---|
4 звезда: | (0) | |
3 звезда: | (0) | |
2 звезда: | (0) | |
1 звезда: | (0) | |
(5.0)
Комментарий от: Сhere
Комментарий от: Wolfram
Итак, я прочёл первую часть.
Согласен - интересно. Значит буду читать продолжение (оно уже опубликовано)
Что мы видим в начале:
История очень несчастной (в момент повествования) женщины, которую бросил муж (на момент повествования уже свершившийся факт).
Она вспоминает свою жизнь, а точнее самые несчастливые эпизоды.
-Как у неё внезапно не появилось брата\сестры,
-Признание мужа о том, что есть другая.
Героиня села в самолёт и куда-то летит. Зачем? Бежит от… прошлой жизни?
Кстати вопрос, а где дочь?
В самолёте среди Юлиных мыслей есть такое:
“Меня любят и тоже ждут. Главное, я свободна, Я и мой ребенок”
Однако, она вроде бы (просмотрел текст ещё раз) летит одна.
Либо дочь временно у родителей женщины, либо заблаговременно переправлена туда, куда сейчас летит Юля (меня любят и ждут).
Муж… вряд ли он забрал. Ему наплевать.
Почитаем дальше.