Владлен Тимофеевич смотрел снизу вверх, зло, прищурив глаза и с презрением сжав тонкие губы. Положительного исхода ситуации, в которой оказался детектив, пока не предвиделось, если не сказать больше. Слишком зловещим и непредсказуемым казался этот человек, вероятнее всего, играющий не последнюю роль в истории виллы. — А ты, — глядя на Севу, продолжил он, — гоняешься за тенью, не зная, кому она принадлежит. — А тебя сгною, гаденыш! — И, пнув ногой Лысого, неожиданно произнес: «В смерти Лизоньки он виноват. А я любил ее больше жизни, хотя и был плохим для нее отцом. А ты, — он снова с силой пнул его ногой, — убил ее, думая, что это Стефания, ее дочь и моя родная внучка, претендентка в наследницы, как, впрочем, и все ближайшие родственники, многих из которых я сам мечтал устранить, весь пропитанный злобой и ненавистью ко всему человечеству.
Не-на-вижу! — вдруг прокричал он, всем телом падая на Лысого, — убью тебя! — В его руке что-то блеснуло, и раздался душераздирающий крик. Кричал Владлен Тимофеевич. Рубашка на его груди внезапно окрасилась кровью, на глазах превращая ее в одно сплошное алое пятно.
– Вот и все, — в следующую минуту произнес тот, кто совершил только что убийство. Он встал, распрямил плечи, как после тяжелой работы, и бросил нож в ноги умирающего Владлена Тимофеевича.
– Принимай, сыщик! — он поднял окровавленные руки и повернулся лицом к Севе. Сева судорожно сжимал в руке пистолет, который так и не успел выстрелить.
Чугунная решетка, служащая декоративным ограждением затхлого помещения, предусмотрительно отодвинутая кем-то в сторону, оставляла проход свободным. Можно было бы попытаться пройти с пленником по лабиринту и выйти на поверхность, но это было рискованно. И Сева принял решение не испытывать больше судьбу.
«Буду дожидаться помощи, а заодно постараюсь разговорить «собеседника» и наконец узнать правду или хотя бы ее часть», — думал он, жестом призывая своего спутника сесть на пол.
Мужчина подчинился. Он никак не отреагировал на пистолет в руке детектива. Молча уселся и отрешенно уставился в никуда.
– Тебе интересно узнать, кто я и что здесь делаю все эти годы? — он поднял уставшие, полные отчаяния глаза на Севу. — Тогда, слушай и запоминай! Повторять не буду. Сева машинально бросил взгляд в сторону диктофона. Маленькая неповрежденная коробочка незаметно лежала под дверью, там, где он ее оставил. Вся надежда была на запись, которую она, возможно, воспроизведет, если не даст сбой. В любом случае, предстоящий разговор обнадеживал...
– Я — Михаил Романович Гринман. Много лет назад, — тихо заговорил он, глядя в пол, — мне в руки попала потрепанная тетрадь. Это был дневник брата, который открыл мне тайну виллы «Гранд», сыгравшую впоследствии со мной злую шутку. Я был молод и полон сил, и ничто человеческое не было мне чуждо. Одержимый ревностью к самому родному человеку, брату моему, я готов был распрощаться с жизнью, чтобы только добиться его расположения и быть первым в списке близких ему людей. Но увы... К моему величайшему сожалению, он отдал предпочтение своей приемной дочери Эмме, завещав ей все, что скрывала эта злополучная тетрадь. Узнал это я из случайно подслушанного разговора умирающего брата с Эммой. Именно тогда и поселилась в моем сердце ненависть, способная уничтожить каждого, кто помешал бы мне осуществить задуманное, — он замолчал, собираясь с силами продолжить свой рассказ. Я болен, — снова заговорил он, — смертельно болен. Мне недолго осталось, дни сочтены. Страха не испытываю. Смерть Лизоньки похоронила и меня, некогда жаждущего мщения и крови тех, кто преградой стоял на моем пути, — он снова замолчал, мертвенно-бледное лицо его покрылось испариной.
Это была исповедь убийцы, послужившая началом раскрытия череды преступлений, не знавших себе равных.
Алекс нервничал. Слишком долго отсутствовал Сева. Лысый тоже как сквозь землю провалился. Телефоны и одного, и второго были вне зоны доступа. Динамика дальнейших действий дала очевидный сбой.
– Оставайтесь здесь, — обратился он к полицейскому, — я, кажется, знаю, где их искать. И его тоже, — подумал он о человеке, только что покинувшем комнату.
– Так может быть, все-таки вызвать подкрепление? — неуверенно, спросил инспектор полиции, по привычке свернув толстые губы в трубочку. — Чем черт не шутит, не мешало бы подстраховаться... Можно, но боюсь, опоздаем. Чувствую, ждать нельзя больше. Вы лучше здесь держите ситуацию под контролем. Хотя... — он на секунду задумался, — думаю, его среди них нет сейчас, — он кивнул в сторону отдыхающих. Главное — это безопасность каждого, и вы, как никто другой, способны обеспечить ее, — умышленно польстил полицейскому Алекс, понимая всю неправомочность своих действий и львиную долю ответственности за все происходящее в этих стенах. — А за ней, — Алекс посмотрел в сторону Анны Эдуардовны, все еще пребывающей в полуобморочном состоянии, нужен глаз да глаз, и никаких туалетов, разве что в сопровождении кого-нибудь из персонала.
Полицейский недовольно хмыкнул, но сдержался от откровенных высказываний. «Конечно, глупо, — думал он. — Дал себя уговорить участвовать во всем этом». Он покрутил толстой шеей, заставляя себя взбодриться. Понимая, что рискует, он все же ратовал за дело. Иначе — гарантированный висяк. Слишком много неизвестных в этом уравнении. А вот в случае успеха — овации. Он иронично усмехнулся своим мыслям, будучи человеком не очень амбициозным. «Но уж если не срастется, — думал он, — и преступник окажется на свободе — взгреют за самодеятельность. И тогда мало не покажется: уволят к черту за несоответствие». Он снова покрутил шеей и выдул вперед свои губы.
– Действуй! Выбора у меня все равно нет, — обреченно произнес он. — Сделка есть сделка...
Благодарно кивнув ему, Алекс ненадолго задержал взгляд на Стефании, которая во все глаза смотрела на него, вероятно, предчувствуя нарастающую волну очередных событий. Малозаметным жестом он ответил ей, призывая оставаться на месте.
Лифт доставил его на третий, последний, этаж. Дальше... дальше он проделал тот же путь, что и Сева. Только дольше по времени и с большим напряжением. Последние несколько ступеней дались ему с трудом. Слегка припадая на ногу и испытывая привычную ноющую боль, он остановился в нескольких шагах от отодвинутой в сторону чугунной решетки и от неожиданности замер на месте. Все, что угодно, можно было ожидать, но то, что он увидел, не вписывалось ни в какие рамки.
– В поисках предполагаемого, но чужого наследства, я приехал в этот дом еще молодым человеком, — услышал он того, кто все это время находился так близко и одновременно далеко от всех, кто дышал с ними одним воздухом. — Злоба и жажда отомстить затмили мой разум. Я ненавидел весь свет со всей своей юношеской страстью, — хрипло вещал уставший голос. — В то далекое время, — продолжал он, тяжело дыша, — Эдуард Всеволодович, отец Анны, был еще полон сил и пребывал в полном здравии. Сама же Анна была хороша собой и как две капли воды повторяла лицом свою родную сестру Эмму.
Была ли это любовь, об этом сейчас сложно судить. Но в любом случае, чувство, которое я испытывал к Анне, не сделало меня человеком, способным забыть раз и навсегда то, зачем я сюда приехал. Ненависть была для меня усладой. Злость придавала силы. Вот тот жизненный допинг, который заряжал меня ежечасно, превращаясь постепенно в навязчивую идею повелевать и владеть, — временами он закрывал глаза, словно забывал, что не один.
Создавалось ощущение абсолютного одиночества в лице этого странного человека, коим он являлся. То, что услышал сейчас Алекс, не вписывалось ни в какие профессиональные шаблоны. Он давно вышел из своего укрытия и, продолжая бесполезно сжимать в руке пистолет, весь, как и Сева, обратился в слух.
Михаил замолчал. На этот раз пауза затянулась дольше обычного. Он поднял глаза на детективов. Его взгляд, затуманенный и тоскливый, неожиданно сверкнул зло и с такой силой, что Сева и Алекс одновременно подались вперед. Но, движимый желанием душевного очищения, с трудом превозмогая внезапно возникшую боль внутри себя, смертельно больной неожиданно для всех снова заговорил.
– Разумеется, все, о чем бы я здесь не поведал, невозможно ни опровергнуть, ни подтвердить. Одно утешает: как известно, перед смертью не лгут, и истина, наконец, восторжествует. Поймите, я не борец за справедливость. Скорее — злодей и долгие годы мечтал о возмездии, не гнушаясь ничем. Но смерть моей Лизоньки, — он словно поперхнулся, не находя в себе сил продолжать.
Детективы переглянулись. Было очевидно, что жизненные силы покидают его.
– Желательно, — произнес сердобольный Сева, — вытащить его отсюда. Помрет ненароком. Что тогда делать будем? — он в растерянности посмотрел на шефа.
– А ты не жалей меня. Толку-то что... Запоминай лучше. А успею — под всем подпишусь, — поражая в очередной раз непредсказуемой проницательностью, — сухо произнес Михаил. Пот струйками стекал по лицу смертельно бледного человека, жаждущего продолжить свою, пожалуй, последнюю исповедь.
– Боюсь, не успеем, — только и смог сказать Алекс, протягивая мужчине стакан с водой из графина на круглом столе, предусмотрительно наполненного кем-то почти до краев. — Все продумали, — подумал он, глядя с какой жадностью Михаил пригубил стакан, — об одном только позабыли, что жизнь скоротечна и важно не сколько, а как ты ее проживешь.
Словно прочитав мысли Алекса, человек утвердительно слабо качнул головой.
– Верно мыслишь. Сам не жил по-человечески и другим не давал спокойно жить. А с Анной у нас случился роман и очень скоро я стал для нее близким человеком. Разве что отец ее, Эдуард Всеволодович, относился ко мне несколько недоверчиво: дочь все же, да еще и совсем молоденькая, семнадцати не было. Чего он опасался, то и случилось. Забеременела Анна. Скрывали от отца, пока было возможным утаивать. Но природу не проведешь: вскоре родилась девочка, здоровенькая и красивая, как ангелочек, — Михаил судорожно глотнул и весь как-то сжался, от чего словно уменьшился в размерах. Справившись, наконец, с собой, он заговорил вновь, тихо и ровно, казалось, взвешивая каждое свое слово. — Дабы исключить позор внебрачного рождения внучки, отец Анны весь удар принял на себя, объявив младенца своей дочкой, рожденной якобы от женщины, неизвестной в этих краях. Имея властный характер, он наложил табу на тему рождения девочки, тем самым предупредив вопросы любопытствующих и всех, кого занимала эта история. Люди посудачили еще какое-то время, но быстро привыкли и приняли факт двойного отцовства как данность, реальную и неоспоримую. В конечном счете, все встало на свои места. Эдуард Всеволодович, отец Анны и малышки Лизоньки, стал еще больше уважаемым человеком и закрепил за собой репутацию, не позволяющую порочить его доброе имя.
Мужчина прикрыл глаза. Со стороны казалось, что он впал в беспамятство.
– Все. Так нельзя больше, — Сева нервничал. — Еще немного и он — труп. Ему помощь нужна. Ты понимаешь? — прокричал он Алексу. Ме-ди-цинская! Если... — Сева не успел договорить, как Михаил слегка приоткрыл глаза.
– Ты вот что лучше, — обратился он к нему. — Дай-ка мне пилюлю от боли, — он глазами указал на нагрудный карман своей рубашки. — Обещаю, сегодня не помру. Кое с кем увидеться надо. Я договорить хочу, пока в здравой памяти...
Алекс и сам понимал, что помощь необходима. Сможет ли Михаил своим ходом преодолеть столь непростой путь? Либо на себе его тащить? Дядька крупный, трудно придется, — это он тоже хорошо понимал, учитывая свою хромоту и физическую несостоятельность напарника. Сева нагнулся, достал из кармана Михаила маленькую пластмассовую баночку и открыл ее.
– Две. Дай две таблетки, — Михаил протянул ослабленную широкую ладонь и, в затянувшейся паузе, было слышно, как жадно со свистом втянул он в себя таблетки, в надежде заглушить нестерпимую боль. — Я продолжу, если мешать не будете и дадите спокойно договорить, — через минуту произнес он. — Это не рассказ, скорее, сага о жизни минувшей со всеми вытекающими, — он криво улыбнулся, сделал глубокий вдох и заговорил с пристрастием, стараясь ничего не упустить:
– Лизонька так и не узнала, кто ее настоящая мать и кто был ее родным отцом. Так и прожила в неведении до самой своей смерти, — он замолчал и судорожно всхлипнул. — Не знала, а жизнь свою смоделировала равно как мать ее, Анна. Нагуляла и рано родила, и тоже девочку. Только удочерять на сей раз некому было. К этому времени Эдуард Всеволодович покоился на небесах. Анна же, не желая обременять себя, заставила Лизу, молодую, без опыта жизни, оставить ребенка в роддоме и подписать отказ. Вот так и было. Лизу Анна отправила на учебу, подальше, с глаз долой. Я помогал дочке, но только Лизоньке невдомек было, откуда помощь исходит. Думала, «сестра» о ней заботится. Как же! Заботится... Только о себе и думала все эти годы, ненасытная жадная стерва. А я любил Лизоньку больше жизни. Только благодаря дочке не стал я душегубом и убийцей. Только благодаря ей познал я, что есть истинная отцовская любовь, которая дороже всего на свете. Неправильно жил все эти годы. Потерял самое дорогое...
Он поднес руки к лицу и мучительно застонал:
– Зато умирать не страшно, — через минуту сипло добавил он, едва сдерживая рыдания, готовые вырваться наружу из больной, искореженной страданиями груди. — А, впрочем, я обо всем написал, — он не договорил, лицо его исказилось мучительной болью, голова в изнеможении упала на грудь.
Детективы в замешательстве переглянулись. Такого разворота событий они никак не ожидали. Таким невероятно запутанным оказалось дело, связанное напрямую с тайной старинной виллы.
Прошли сутки. Застывшее и обескровленное лицо Михаила, сливаясь с цветом больничной подушки характерного сероватого цвета, являлось сейчас последней визитной карточкой, проливающей свет на обстоятельства, приведшие к столь трагическому финалу, не менее трагической истории в целом. Хотя, нет... Была еще и записка, вернее сказать, целое послание для той, которой оно предназначалось. «Исповедь грешника Михаила» гласил заголовок.
↓↓↓ Эта кнопка сама себя не нажмёт... Спасибо!
Об авторе
емки, а сюжеты – кинематографичны. Обладая богатым жизненным опытом, Надя пробует себя в различных жанрах.
Подарив читателям философско-психологическую повесть «Между прошлым и будущим» и порадовав ценителей классического детектива романом «Тайна виллы „Гранд“», в настоящее время Надя с головой ушла в работу над научно-популярными лекциями по практической психологии, которые
вскоре позволят широкому кругу читателей через теорию и практику как можно лучше познать собственное я и окружающий мир.
1 комментарий
5 звезда: | (1) | |
---|---|---|
4 звезда: | (0) | |
3 звезда: | (0) | |
2 звезда: | (0) | |
1 звезда: | (0) | |
(5.0)
Комментарий от: Wolfram
“Владлен Тимофеевич смотрел снизу вверх, зло, прищурив глаза и с презрением сжав тонкие губы. Положительного исхода ситуации, в которой оказался детектив, пока не предвиделось, если не сказать больше. Слишком зловещим и непредсказуемым казался этот человек, вероятнее всего, играющий не последнюю роль в истории виллы. — А ты, — глядя на Севу, продолжил он”
Вот на этом абзаце я слегка споткнулся. Пришлось перечитать несколько раз. И сейчас поясню - почему.
“Владлен Тимофеевич смотрел снизу вверх” - фокус на лысом. “ситуации, в которой оказался детектив", если фокус на лысом, то здесь было бы уместнее уточняющее слово, определяющее, что “детектив” это он не о себе. “непредсказуемым казался этот человек” - какой? Только что речь шла о детективе, а теперь о другом участнике драмы.
Это я описываю то, как с точки зрения читателя мне представлялся этот абзац.
И наконец: “глядя на Севу, продолжил он” - кто он? В начале абзаца фокус на Владлене Тимофеевиче, сиречь управляющий отелем.
А тут фокус уже на этом, хриплом. Поэтому я и перечитывал раза три.
Не даром лысый показался мне подозрительным челом.
Да что же такое с этим дневником? Тайна сокровищ Тамплиеров?
Про дневник так и не сказали. Ну ладно. А всё же почему Гринмана не посадили? Покушение на убийство и причинение телесных повреждений. Даже если по отношению к лысому, который злодей. Превышение допустимой самообороны. Условку дали?
Итак в конце хеппи энд. Все счастливы, повсюду любовь и процветание. Спасибо.