Фантазия-образ на фразу любимой жены «Кицюня, как-то раз вскочив с кровати».
Кицюня, как-то раз вскочив с кровати,
Березу увидала из окна.
И времени чтоб зря не тратить,
За яблоком полезла из дупла.
Фантазия-образ на фразу любимой жены «Кицюня, как-то раз вскочив с кровати».
Кицюня, как-то раз вскочив с кровати,
Березу увидала из окна.
И времени чтоб зря не тратить,
За яблоком полезла из дупла.
Фантазия-басня о мышке, моське и слоне. Вдохновился Таниным (Крылатая Кицюня) стихотворением.
Однажды как-то мышка Люба
Не удержалась, рухнув с дуба.
Упала оземь головой
И враз утратила покой.
Некоторое время они так и сидели. Велех собирался с мыслями, Аррок не хотел торопить собеседника. На чердаке повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь легким дыханием мужчин. Наконец, Велех заговорил.
- Мою жену звали Милора. Была она одной из самых талантливых женщин, каких я когда-либо знал. Из рода резчиков, но ей всегда было мало только резать по дереву. Она сочетала дерево с камнем, кожей, другими материалпми так, что они выглядели естественным дополнением друг друга. Когда мы поженились, она мечтала, что однажды мы вместе переберемся в город, где есть возможность учиться и совершенствовать свое мастерство.
Деревня, в которой он очутился, носила гордое название Городище, хотя в ней и было-то всего десятка три домов. Располагалась она в уютной долине, с двух сторон защищенная лесами, с третьей – рекой. Единственная же дорога, соединявшая эту уединенную местность с внешним миром была перегорожена высоким деревянным частоколом протянувшимся от кромки леса, до каменистого речного берега, заканчивавшегося обрывом. Собственно, именно этому частоколу она и была обязана своим названием.
5.
Велех не соврал. Семьи у него не было, а жилище, куда он привел Аррока, можно было назвать уединенным. Небольшой бревенчатый дом стоял на отшибе, у самого края деревни. До опушки леса рукой подать. Это хорошо, меньше желающих сунуть нос не в свое дело. С другой стороны, случись чего, заметят не сразу, но Велеха это, казалось, совсем не пугало.
4.
Аррок уже больше месяца жил в прибрежном лесу. На его счастье, здесь в изобилии водилась привычная дичь и он быстро отъелся, восстановил утраченную прежде форму. Шерсть его, правда, еще не приобрела прежнюю густоту и шелковистость, но проплешины уже затянулись короткими бархатистыми волосками.
Несколько раз он видел рыбаков. Не тех, что повстречал, когда только пришел сюда. Это были совсем другие люди. Они асегда заявлялись поутру, обустраивались на берегу, разводили костры, над которыми вешали заполненные водой котелки, куда потом складывали пойманную, очищенную и выпотрошенную рыбу. Иногда к мужчинам присоединялись и женщины с детьми и тогда округа оглашалась детскими криками и громким, веселым смехом