Опасения Кирилла не оправдались. Художник нашёлся в том самом месте, на которое указывала метка в навигаторе. Вонзов узнал его, хотя Росслер очень скупо описал его внешность. Кирилл рассматривал его с некоторым любопытством. Мужчина, весьма почтенного возраста, весь седой и какой-то сгорбленный. По виду - типичный бомж из подворотни. Восседал дедок на деревянном ящике, который он, несомненно, стащил на ближайшей помойке.
Единственная деталь, никак не вязавшаяся с его образом - мольберт, довольно старый, обшарпанный и весь заваленный рисунками
Несмотря на свой жалкий вид, художник улыбался. Он смотрел на небо, и безумно радовался этой глубокой, чистой, небесной лазури. По этой улыбке можно было бы подумать, что у старика не все дома, но, по утверждениям Росслера, он был вполне нормальным.
Кирилл уверенно подошёл к художнику и, памятуя о его недуге, поздоровался с ним кивком головы. Дедушка озорно подмигнул в ответ, взял с мольберта картину и протянул её молодому человеку. Ни взгляда, ни жеста удивления и даже бровью не повёл, будто бы заранее знал, что сегодня к нему придёт именно Кирилл.
На плотном листе картона цветными карандашами была нарисована часть какого-то парка, или рощи. Скорее всего это был парк, потому что кустарник уж как-то подозрительно ровно рос.
Фон был выдержан в чёрных и серых тонах, так, словно кто-то рассыпал по бумаге мелкую угольную пыль, а затем хорошенько её растёр. Это придавало картине мрачную, давящую атмосферу. Казалось, что парк тонет в густом, сумеречном тумане.
На переднем плане трое мужчин, весьма странной внешности, сидели на деревянных чурбаках вокруг большого пня, на котором стояла бутылка водки и лежала закуска.
Взгляд всех троих был направлен прямо на зрителя. Этим взглядом они приглашали его присоединится к их импровизированному столу.
"Что бы это значило?"
Глухонемые должны, по идее, отлично читать по губам, поэтому Кирилл решился спросить вслух, немного растягивая слова.
- Это чего?
Художник не обратил на его вопрос никакого внимания. Вместо этого он начал зачем-то рыться в ворохе беспорядочно лежащих на мольберте картин. Наконец он выудил чистый лист бумаги, и цанговый карандаш, и принялся быстро рисовать на нём, искоса поглядывая на Вонзова.
Уходить Кирилл не собирался: "Сейчас что-то будет".
Через несколько минут старик показал Кириллу своё творение. Вместо парка на бумаге было изображено нечто вроде широкого поля или луга. На заднем плане громоздился холм и большое одинокое дерево. Поперёк поля пролегала невысокая ограда, а по направлению к холму двигалась человеческая фигура, казавшаяся крошечной на фоне всего остального. Фон остался белым, и поэтому эта работа представлялась более спокойной и умиротворяющей, нежели предыдущая.
Художник застыл, ожидая реакции своего единственного зрителя. Надо было что-то сказать, и Кирилл брякнул первое, что пришло ему в голову.
- Это поиск пути. Но ограда каким-то образом закрывает конечную цель, и не даёт герою достичь её.
Старичок хлопнул в ладоши, вскочил с ящика, на котором сидел, и несколько раз крутанулся на месте. Видимо это должно было означать "да".
- А что это за цель, до которой так сложно добраться?
Вместо ответа художник опять взялся за карандаш и вскоре явил новый рисунок, на котором было изображено нечто странное.
Ряд свечей, одетых словно люди: в костюмы с галстуком и белоснежные, сорочки. Только вместо голов - одинаковые язычки пламени. Они стояли, выстроившись в ряд перед одной большой свечой, наряженной в широкое платье с кринолином, фасона времён императрицы Екатерины Великой.
На этот раз Кирилл думал над рисунком намного дольше. Уж очень необычным был сюжет. А старичок всё это время терпеливо ждал его рецензии.
- Свечки задувают на день рождения. В таком случае они могут означать рождение или жизнь. В тоже время свеча часто используется как аллегория души или, опять же жизни. Если учесть эту важную особу в центре, получаем, что она может символизировать жизнь, а ряд прилизанных лакеев - прожитые годы. Я прав?
Художник неопределённо пожал плечами. Его взгляд внезапно стал серьезным и колючим. Словно он услышал какую-то незначительную деталь, испортившую ему настроение. Настолько мелкую, что Кирилл её не заметил.
Откуда-то из-за пазухи он вытащил сложенный вчетверо лист бумаги и отдал его Вонзову.
Кирилл ожидал увидеть какой-нибудь текст: пророчество или наставление. Ведь Росслеру он как-то сумел показать будущее. Правда, Генрих, понял это слишком поздно, когда оно уже случилось.
Но вместо слов на бумаге оказался очередной рисунок – самый загадочный из всех.
Сначала казалось, что там нарисован морской скат, но первое впечатление обманчиво. У скатов нет плоских хвостов такой формы. Может быть это ракушка морского гребешка? Кириллу доводилось бывать на дальнем востоке, и он не понаслышке знал, как они выглядят. Но у ракушки нет торчащих во все стороны, извивающихся щупалец.
Кирилл ещё немного напряг свою фантазию и смог разглядеть в нарисованном некий загадочный плод, похожий одновременно на грушу и на сливу. Но ни в одну из описанных версий не вписывалась группа таинственных символов, расположенных на «спине» у «ската».
"Не ты будешь искать общий язык с ним, а он с тобой", - вспомнил Кирилл сегодняшние наставления бабушки в Екатерининском саду и покачал головой.
О каком общем языке можно говорить, когда он не понимает ровным счётом ничего. Вот ничегошеньки. А старик этот треклятый будто специально подсовывает ему самые заумные свои наброски. Последний и вовсе абсурд, в котором нет ни одного образа, пригодного к объяснению. Это не скат, не ракушка, и не плод. Даже зацепится мысленно не за что.
- Я не знаю, что это.
Старик продолжал молчать и выжидательно смотрел на Кирилла.
"Да он издевается", - подумал Вонзов.
Что он о себе возомнил? В конце концов, это хамство: заставлять зрителей ломать голову над непонятными абстракциями. Этак ему ни в жизнь не заработать на кусок хлеба. Пусть и дальше сидит здесь, и улыбается хоть черту лысому.
Кирилл плюнул, и поспешил прочь. Тратить и дальше своё время на этого старика он посчитал излишним. И что такого нашёл в нём Росслер, уму непостижимо.
Разве что этот глухонемой художник сумел как-то загипнотизировать Генриха, и под гипнозом всучить ему те злополучные рисунки.
Как только Кирилл скрылся из виду, старичок и его мольберт и его рисунки мгновенно растворились в воздухе, словно никогда и не существовали. И ни один прохожий не обратил на это вопиющее событие никакого внимания. Лишь одинокая уличная кошка пристально смотрела на то место, где мгновение назад стоял художник с мольбертом. Казалось, что она продолжает его видеть, и следит за ним. Только кошка вряд ли когда-нибудь сможет об этом рассказать.
Через несколько дней Кирилл и думать забыл о немом художнике и странных рисунках, погрузившись с головой в обычные рабочие заботы. Пришло письмо от Росслера с печальным рассказом о ходе расследования "инцидента в клинике". Медицинский центр временно приостановил свою работу, а весь персонал теперь сидел под подпиской о невыезде. Самого Вонзова это мало касалось, потому что он иностранец, и выступить мог только в качестве свидетеля, но от судебных органов Швейцарии пока никаких запросов не поступало.
Кирилл продолжал работать в своей клинике, а свободное время проводил как обычно: просмотр новинок киноиндустрии по вечерам, дежурная кружка крафтового пива по пятницам, прогулки в парке на выходных. Променад он совершал в одиночку, в одном и том же парке, расположенном по близости, но всегда старался почаще менять маршрут прогулки. Это давало возможность наткнуться на какое-нибудь тихое, уединённое местечко, о котором мало кто знает. Такое, в которое можно приходить ещё раз и ещё, чтобы наслаждаться подлинным одиночеством.
У Кирилла набралось уже с пяток таких излюбленных мест, подходящих для мечтаний и медитации, но никто не запрещает поискать ещё одно.
Однажды, во время прогулки, он заметил тропу, которую раньше никогда не видел. Она начиналась от фонарного столба и уходила куда-то вглубь парка. Подогреваемый любопытством, он шагнул в сторону и растворился в кустах сирени. Шедшие следом подвыпившие молодые люди не обратили внимание на внезапное исчезновение человека впереди себя. Дойдя до фонаря, они остановились. Там висело свежее объявление "Liza ALert" о пропаже очередного бедняги. Один из парней, воровато оглянувшись, разукрасил плакат баллончиком с краской, после чего они быстро убрались восвояси. Теперь лицо на объявлении стало изуродованным, а имя исказилось до непонятного: "К-р---. В--з-в".
Вряд ли его теперь хоть кто-то узнает.
А Кирилл всё шёл и шёл по узкой, сильно петляющей дорожке, оглядываясь по сторонам и пытаясь запоминать дорогу. "Это место мне определённо нравится, потом надо будет обязательно вернутся сюда".
Спустившись в небольшой овражек, Кирилл миновал густые заросли боярышника и очутился на небольшой полянке. То, что он там увидел заставило его оцепенеть, а в голове мгновенно всплыл забытый было рисунок.