Оставляем без изменений?

Аркадий знал, что умер. И понимал, что его судьба решается именно сейчас. Двое в балахонах, лиц не рассмотреть, только голоса. Глухие, словно идущие из-за стены. Сам он мог только слушать, права голоса оказался лишен. Сидел на шатком стуле, крутил головой, встать не мог, то есть, просто ждал вердикта, никак на него повлиять не в силах.

— Всего одно деяние, мешающее отправить его вверх.

— Ну и что? Оно было? Было! Значит, надо вниз скинуть и все.

Верх — это рай, низ — это ад? Очень похоже. Но Аркадий не нервничал. Будь что будет, раз уж так сошлись звезды. Что толку рыпаться, если от него не требуется никаких пояснений.

— Но мы ведь имеем право всё переиграть.

— И даже этим правом пользуемся. Смотри, Эдда, он жил правильно. Делал верные шаги, совершал правильные поступки. И все равно однажды сорвался. Мы что, каждого такого запускаем на реабилитацию? Давай, оставим всё без изменений?

— Но тут чуть другие обстоятельства.

— И что? Он совершил запретное, недопустимое. Полностью осознавая всю пагубность последствий. Ведь понимал, что сотворил, об этом говорит вся его последующая жизнь. Ни спонтанно, ни случайно, преднамеренно всё сделал.

— Вот поэтому ему и требуется шанс. Он осознал, что натворил, Барра. Ты лично понимаешь, что оставить все без изменений-это для слабаков?

Эдда и Барра. Не архангелы, судя по именам. Комиссия, трибунал, что это такое? И имеет ли значение их решение? Аркадий сильно в этом сомневался. Он понимал, о каком его поступке ведется речь. Только всё ведь в прошлом и ничего не изменить.

— Ладно, не так уж он и плох, в общем, шанс дадим, —  в итоге сдался Барра, уступив напарнику. — Повторный шанс, так и запишем.

Вскоре Эдда, если это был не Барра, дал пояснения. Нет, голос не из-за стены, он словно из-под земли, так подумалось Аркадию.

— У тебя будет пять минут. Потом ты сразу вернешься сюда, не будет долгой жизни, и отправишься….ну, куда следует отправишься. Но у тебя появился шанс все переиграть.

Через мгновение Аркадий оказался на утесе, торчащем на берегу реки. Ну, гордое название «утёс» вряд ли подходило для данного места. Кто-то шаловливый в давние времена воткнул кусок скалы в землю. Метров десять в высоту, но местные каменюку прозвали именно утесом. На его вершину можно было подняться, вид открывался не захватывающий, конечно, но дивный. Пологий подъём и обрыв, всякому по плечу оказаться высоко над рекой. Внизу, под обрывом, на узкой полоске земли, валялось множество камней. Нырнуть в речку с высоты никак не получилось бы.

Аркадий стоял рядом с другом, тот пока молчал. Они устроили посиделки в деревенском доме Вадима, но в какой— то момент прошли полтора километра и оказались на вершине. Вдвоем, никому не сказав о своих намерениях. Относительно молодые, хотя уже и прожившие достаточно. Все слова, которые произнесет Вадим, остались в памяти. Но разговор тогда начал именно Аркадий. И сейчас все осталось без изменений. Повторение ситуации, абсолютно точное.

— Ты стал нелюдимым, дружище. Созваниваемся редко, видимся ещё реже. У тебя точно всё в порядке?

— Нет, у меня всё плохо.

Чего — то подобного Аркадий ждал, не сильно удивившись. Подружились они в начальных классах и прекрасно друг друга знали. Стали взрослыми, дружбу сохранив. Аркадий не собирался пытками вытаскивать из друга сведения, поэтому, почуяв неладное еще пару месяцев назад, дважды спросив, всё ли в жизни Вадима нормально, получив утвердительный ответ, просто ждал.

Сейчас Вадим начал говорить, эти слова Аркадий помнил, они ведь прозвучали шестнадцать лет назад. Ведь с того самого дня прошло чуть больше шестнадцати лет. Ему отпущено лишь пять минут, после которых надо что — то делать. Или ничего не делать. Аркадий почти не слушал друга, думая о своем.

— Я болею, я умру через пару месяцев. Осталось несколько дней, которые я смогу продержаться, не вызывая ни у кого подозрений. Дальше только мучения и угасание.

— Ничем не помочь? Соберем деньги, найдем врачей, лекарства.

— Нет, я обречен. Не спрашивай, что со мной, не сомневайся в моих словах. Мне осталось пару месяцев.

— А жена, сын? Они знают?

— Только врачи. И ты теперь. Я сейчас на сильных лекарствах, поэтому продал автосервис, ничего никому не объясняя. Болеть—  очень дорого. А еще это больно, во всяком случае, у меня так.

Всё те же реплики, слова повторяются без изменений. Понятно, что от него хотели Эдда и Барра. Но пока еще есть три минуты. Всё ведь для Аркадия очевидно, Вадим умрет. Но не от болезни, он упадет на скалы. Если ничего не менять.

Вадим продолжил монолог, а Аркадий вспоминал. В эти шестнадцать лет, до самой своей смерти, мужчина мучился и страдал. Это он сообщил жене Вадика о несчастном случае. Это он настоял на том, что вскрытия не надо. Это он нес его гроб к могиле, это к нему прижималась навзрыд рыдающая Анна. Это он помогал семье друга, когда другие просто тихо отошли в сторону уже через несколько месяцев после его смерти. Это он пришел к подросшей Жанне на последний звонок, когда все приятели уже и думать забыли, что есть Семья Пашковых. Это он приносил на утес цветы, каждый год в один и тот же день. Это он каялся, просил прощения у Бога, ходил в церковь за отпущением греха.

— Нет, это не подлежит прощению, — сказал сурово батюшка. — Тебе остается только молиться. Покаяние — пусть в царствие небесное. Молись, кайся, надейся.

Молится не хотелось, надеяться на милость Господа не получалось. Оставалось тяжело вздыхать и страдать. Молча, ни с кем не разделяя всю тяжесть своего решения. И вот теперь всё можно изменить, переиграть, исправить. Только вот требует ли ситуация исправления?

— Я уже три дня прихожу сюда с мыслью о самоубийстве. Но не могу, мне страшно. Страшно на физическом уровне, просто я оказался слабаком. А есть еще духовный аспект. Самоубийство — тяжкий грех. Я много об этом читал. Что будет с моей душой?

Аркадий уже тогда, шестнадцать лет назад знал, какие слова последуют. И вот сейчас услышал их повторно.

- Помоги мне, Аркадий. Ты сильнее, в тебе есть воля, ты можешь сопротивляться страхам. Помоги мне.

Тогда он помог, не особо и раздумывая. Потом мучился, переживал, не находил себе места. Он своё отстрадал, целых шестнадцать долгих лет помня всё. Какими муками его сейчас можно испугать? О своей душе друг подумал, а о душе Аркадия?

— Оставляем без изменений.

Не особо и сильный толчок, Вадим теряя равновесие, беззвучно исчез, падая вниз.