Между прошлым и будущим. Часть 3

Предыдущие части:

Часть 1

Часть 2

И действительно, через секунду дверь открылась и перед ними предстала высокая темноволосая женщина лет тридцати трех – тридцати четырех, в плаще нараспашку и домашних тапочках. Приоткрыв ярко накрашенный рот и восторженно округлив выразительные энергичные глаза, она мгновение молча смотрела на Юлию, затем негромко вскрикнув и хлопнув в ладоши, повисла у той на шее.

– Юленька моя приехала! Наконец-то! – целуя подругу, не унималась Лика.

Тут только она обратила внимание на мужчину приятной наружности, стоявшего чуть поодаль, но явно имеющего к ним отношение.

– Познакомься, Лика, это – Кирилл, мой недавний знакомый, – поцеловав подругу, Юлия сделала шаг в сторону и представила их друг другу.

Лика с нескрываемым интересом уставилась на Кирилла, который, похоже, не собирался входить вслед за женщинами в глубину слабоосвещенного коридора. Приглашение Лики не сработало, он отрицательно покачал головой. Вежливо отблагодарив и сославшись на позднее время, Кирилл протянул Юлии сумку и, глядя в ее растерянные глаза, тихо, но настойчиво проговорил:

– Я все же буду ждать Вашего звонка, Юленька. До завтра.

Кивнув обеим женщинам и пожелав спокойной ночи, он стал спускаться по лестнице. Юлия, обуреваемая противоречивыми чувствами, какое-то время молча смотрела вслед удаляющемуся Кириллу, затем решительно переступила порог Ликиной квартиры.

– Позвонишь? А номер-то знаешь? Ты где с ним познакомилась? – забросала вопросами Лика, закрывая за Юлией дверь.

– В самолете. И номер телефона есть. Только вряд ли стану звонить... Ты-то где пропадала? Я ведь днем прилетела. Звонила тебе весь день. Думала, что-то случилось.

– Случилось! – передразнила ее Лика: – Почему не предупредила, что вылетаешь? Я только заявилась...

– Да так, как-то не получилось, – снимая, наконец, плащ и чувствуя усталость во всем теле, вяло произнесла Юлия.

Задушевного разговора с Ликой, как это обычно бывало, не получилось. Юлия устала, да и слишком долгоиграющим выдался день. Желание немедленно отправиться спать было продиктовано ее особым сейчас состоянием, требующим уединения и покоя. Говорить о Вадиме, о том, как окончательно разрушался и трещал по швам их брак, словно хорошо изношенная вещь, ей не хотелось. Скучно и неинтересно, в который раз вспоминать о том, что утратило смысл, о чем стремишься забыть. Да и Лика, с ее тонкой проницательностью, все видит и прекрасно понимает. Сама не в счастье купается.

– Я очень тебе рада, моя милая, – Лика нежно обняла Юлию, затем, немного отстранив от себя и обхватив ладонями лицо подруги, внимательно заглянула в ее глаза.

– Хорошо, хорошо, обо всем завтра, а сейчас чай, душ и баиньки, – словно прочитав что-то во взгляде Юлии, мягко проговорила она.

– Какое счастье, что ты есть у меня, Ликушка. Ты – просто прелесть и, как всегда, угадываешь мои мысли, – улыбнулась Юлия, с удовольствием подчиняясь Лике. Чувства облегчения и благодарности отразились на ее лице.
Несмотря на мягкую, уютную постель, Юлия никак не могла уснуть. События минувшего дня яркими вспышками озаряли память. Мысли путались и будоражили сознание, раскатистым эхом бередили душу. Юлия поднялась с кровати и, окунув ноги в прохладные тапочки, подошла к окну. Дождь лил, не переставая, безжалостно сбивая последний осенний лист, бесстыдно обнажая темные ветвистые деревья, соединяя все формы в единый ночной узор, устрашающий и загадочный. В доме напротив одиночными островками светились окна.

«Не мне одной не спится», – грустно усмехнулась Юлия. Чувство тревоги зависло где-то внутри нее. Неудовлетворенность собой и своей нерешительностью подавляло еще больше, притягивая отнюдь не оптимистичные мысли. Она вдруг подумала о Кирилле: «Он прав: так жить нельзя. Жизни другой не будет, и многое в ней зависит от нас самих. Завтра я обязательно позвоню ему, и хватит изводить себя сомнениями, которым сложно порой найти объяснение». Ей стало легко и спокойно. Вернувшись в еще теплую постель, она сладко потянулась в предвкушении нового дня и, успокаивая себя, быстро погрузилась в глубокий сон.

«Что-то не так!» – чувство беспокойства не покидало Кирилла. Крупные капли дождя назойливо барабанили в лобовое стекло, отбивая тоскливую дробь на крыше автомобиля. Было темно и одиноко, лишь мокрый асфальт, освещенный светом машин и редким рядом придорожных фонарей, словно заигрывая с теми, кто мчался по нему в этот поздний дождливый час, переливался зеркальными бликами, создавая определенную сложность автомобилистам. Дворники, включенные Кириллом на максимальный режим, едва успевали открывать дождевую завесу на стекле, но через доли секунд она опускалась вновь, застилая все перед глазами. Дождь усиливался. Кирилл остановился у обочины. Закурил. Знакомая мелодия просачивалась из приемника, наполняя салон живыми звуками, вступавшими в диалог с шумом дождя и скрежетом машин, проносящихся мимо одиноко стоявшей вне дороги белой девятки. «Невероятно длинный день!» – вдруг подумал Кирилл и, оказавшись сейчас один здесь, у обочины дороги, внезапно почувствовал, скорее даже осознал, что жизнь приходит однажды и, возможно, большая часть ее уже прожита, но то, ради чего должно жить, похоже, еще не состоялось. «Надо спешить жить! Я встретил, полюбил и все сделаю, чтобы жизнь наполнилась новым смыслом». Потрясенный этим открытием, он заторопился, поспешно докурил сигарету и, яростно рванув машину с места, устремился вперед, навстречу неотвратимому уже изгибу судьбы. Человек и машина словно слились в едином порыве и, рассекая дождевую стену, неслись по мокрой разбитой дороге, с грохотом и уханьем преодолевая рваные выбоины, заполненные до краев темной дождевой водой. Чувство, которое и спровоцировало столь необузданную езду, мучительно нарастало в груди Кирилла. «Я полюбил! – мечтательно произнес он вслух. – Завтра. Все решит завтра!»

Он попытался сбавить скорость, успокаиваясь надеждой, как внезапно от сильного удара машину подбросило, занесло и, протащив несколько метров, сбросило с дороги. Теплая липкая кровь заливала глаза, нарушая восприятие и без того неординарного положения, в котором оказался Кирилл в потерявшем сразу форму автомобиле. Движение прекратилось. Машина замерла, продолжая лишь беспомощно вращать колесами. Кирилл попытался открыть дверь, но это оказалось невозможным: ее заклинило. От резкой боли он застонал и, покрывшись испариной, потерял сознание.

Еще не открыв глаза, Юлия уловила еле различимые звуки, доносящиеся откуда-то из глубины квартиры. Женщина с удовольствием потянулась, нетерпеливо отбросила мягкое одеяло и, обведя взглядом небольшую, но уютную комнату, наполненную утренним светом, извещавшим о начале нового дня, уселась на постели, поджав колени к подбородку и обхватив их руками. Взору предстало творение умелых рук Лики: все в меру, все со вкусом, все хорошо продумано и все на своих местах. Удачно подобранные обои удивительно сочетались с тем, что находилось в этой комнате, именуемой спальней. Доставшиеся от бабушки знакомые безделушки, которые вместе с Ликой переселились с Севера сюда, в ее новое жилье, создавали определенный колорит, привносящий что-то свое, особенное, свойственное только ей, Лике. «Милая, дорогая моя, как же все непросто, витиевато в этой жизни и до чего мы с тобой похожи... А возможно, все женщины в чем-то одинаковы, хотя бы в мечтах своих и желаниях, но у каждой свой собственный путь, предначертанный кем-то свыше, а впрочем... от нас самих многое зависит. Главное – уметь сопротивляться и не плыть по течению, что значительно труднее», – рассуждала Юлия, проводя рукой по старой прикроватной настольной лампе с большим желтым абажуром, гармонично сочетавшимся с люстрой, низко свисающей над тяжелой деревянной кроватью. Женщина наконец встала и подошла к туалетному столику. Сидя на невысокой банкетке, она оценивающе смотрела на свое отражение в зеркале. «Привет, Юля!» – улыбнулась она себе, убирая с лица золотистую прядь. «А я ничего, даже хорошенькая», – игривое настроение бодрило и придавало силы. «И все же я человек утра», – уже серьезнее домыслила Юлия, набрасывая на себя халатик, предусмотрительно оставленный Ликой.
Еле слышно ступая, она с лукавством на лице преодолела расстояние до кухни, откуда завлекающе потягивало кофейным ароматом и чем-то очень аппетитно знакомым. Лика стояла у плиты и, тихонько мурлыча какую-то мелодию, складывала на блюдо ровные кусочки белой булочки, обжаренные в яйце с молоком.

– Надо же, мои любимые гренки! – Юлия незаметно подошла к Лике сзади и обняла за плечи: – Утро доброе!
От неожиданности та вскрикнула и обернулась.

– Проснулась?

– И даже выспалась, – улыбнулась ей Юлия. – Хорошо у тебя. Когда все успела? Всего год здесь, а уже полный порядок.

Юля обвела она взглядом кухню.

– Это не сложно было. Часть бабушкиной мебели оставила, что-то подкупила и получился этакий смешанный стиль. И согревает, и память освежает. Я рада, что тебе понравилось, – Лика поставила на большой обеденный стол блюдо с гренками и две кофейные чашечки. – Умывайся и к столу. Завтрак готов.

– Вкусно! – уже через несколько минут с наслаждением отпивая маленькими глотками ароматный кофе, Юлия рассматривала недавно отремонтированную кухню.

– Ты знаешь, со многими старыми бабушкиными вещами никак не могла расстаться. Возьми хотя бы этот стол, – Лика постучала по нему рукой, словно проверяя на прочность. - Он неотделим от этих стен и прожитых в них лет, – с грустинкой в голосе добавила она.

И действительно, будто закрепив свои позиции на право существования здесь, большой овальный стол на круглых массивных ножках стоял в центре достаточно просторной кухни, выполняя, похоже, одновременно несколько функций.

– Даже стулья пришлось подбирать под стать ему. А рабочая стенка новая, – продолжала Лика, пододвигая Юлии тарелку с гренками.

– Отлично получилось. У тебя, Лика, особый талант в оформлении пространства, – продолжала восхищаться подругой Юлия, с удовольствием похрустывая гренками в желтой поджаристой корочке.

– Ну и тебе его не занимать, – рассмеялась Лика. – Я так рада видеть тебя, представить себе не можешь, словно свежую струю воздуха вдохнули в меня, – она с умилением посмотрела на Юлию: – А теперь выкладывай, что нового? С Вадимом развод оформила?

– Да, и, слава Богу, что все уже в прошлом. Давай об этом как-нибудь потом поговорим: не хочу омрачать настроения ни тебе, ни себе. Такое утро замечательное, – мечтательно произнесла Юлия.

– Тогда ответь, пожалуйста, кто этот таинственный мужчина, сопровождавший тебя вчера и не пожелавший зайти на чашечку чаю? Очень даже симпатичный, – Лика с интересом наблюдала за Юлией, которая почему-то смутившись, поднесла салфетку ко рту.

– Да, интересный, – после некоторого молчания проговорила она. – Я же сказала – летели вместе. В самолете и познакомились. Лика, мне бы связаться с ним, – Юлия, не отслеживая реакции Лики, выскользнула из-за стола и поспешила к вешалке. В карманах плаща листка с номером телефона Кирилла не оказалось. Она хорошо помнила, как он торопливо записывал цифры, затем сложил листок вдвое и протянул Юлии с просьбой непременно позвонить ему. Именно в плащ положила она записку, но... карманы были пусты.

– Господи! Номера-то не знаю!

Расстроенная, она вернулась и снова опустилась на стул.

– Так, возможно, заедет сам, он же адрес знает, – утешая подругу, предположила Лика, понимая, что та явно чего-то не договаривает.

– Не думаю... Он... будет ждать моего звонка, – медленно проговорила Юлия, а про себя с горечью подумала: «Все-то у меня не так, что я за человек: ни себе, ни людям», – она подперла ладонью подборок, закусив пальцы, и тяжело вздохнула.

– Ладно, Лика, давай прогуляемся по питерским проспектам, а там видно будет: чему быть - того не миновать, – желая поправить настроение, чересчур активно предложила она. И немного погодя, добавила: – Сама виновата.
Женщины засобирались, на ходу рассказывая друг другу о днях минувших, утешая и подбадривая себя, очень скоро оказались на улице. Утро было прохладным. Дождь давно перестал лить, но лужи и все еще мокрый асфальт контрастно выделялись на фоне строений из серого камня.

– Ну, а ты как? Что от Игоря слышно? – Юлия внимательно посмотрела на Лику. – Меня спрашиваешь, а сама помалкиваешь. Он все еще на Севере?

– Нет. Здесь, и уже давно.

– Как здесь? – недоверчиво переспросила Юлия. – Где же он?

– А он развелся со мной. Сейчас за деньги все можно. Я случайно обнаружила штамп о разводе. - Лика говорила спокойно, словно речь шла о ком-то другом.

Юлия остановилась, в недоумении глядя на нее.

– О чем ты говоришь? Как развелся? Ничего не понимаю, – бормотала она, чувствуя, что Лика не шутит. – Неужели так возможно?

– К сожалению, возможно. А хотя... может быть, это и к лучшему: сразу и без канители. И открытия относительно Игоря я никакого не сделала. В его стиле подобные сюрпризы.

– Ничего себе сюрприз. Это же подло!

Все еще не оправившись от шока, Юлия во все глаза смотрела на Лику.

– Юленька, зря ты разволновалась: все давным-давно перегорело, и тебе это так же хорошо известно, как и мне. Рано или поздно мы все равно разбежались бы. Обидно, что так не по-человечески поступил. Чего боялся? Я же не держала его.

Лика говорила с надрывом, глядя прямо перед собой:

– Но ничего, все уже в прошлом, и меня эта тема давно перестала волновать, – продолжала она уже более оптимистично. – Мы с тобой выбор, дорогая, не тот сделали, искусственно поддерживая миф о счастье, жили в отрыве от реальности.

– Да, конечно, – немного придя в себя, согласилась Юлия, – мы слишком желали видеть себя счастливыми – вот и вели игру в семейное благополучие, многого не замечая и бесконечно доверяя.

– Согласна, – Лика взяла Юлию под руку, – тебе тоже понадобились годы, чтобы понять наконец, что Вадим не так несчастен, каким ему хотелось казаться, что он как вёл, так и продолжал вести двойную жизнь и после своих заверений быть верным и преданным. Правильно говорят: «Горбатого могила исправит!»

– Так-то оно так. Но семья должна быть, раз есть ребенок. Это меня и останавливало все эти годы. Вновь старалась не замечать то, с чем была не согласна, продолжая быть заложницей его пороков. Противно, – голос Юлии дрожал, слезы навернулись на глаза. – Слава Богу, прозрела и решила для себя – хватит позволять ему использовать нас в качестве надежного тыла, где у него всегда была возможность передохнуть и поправить свои силы для кого-то. Лишним, разрушающим оказался он в нашей жизни. Хорошо, что поняла это, правда, несколько поздновато, - грустно усмехнулась она своей исповеди.

– Ну что ты, милая, лучше поздно, чем терпеть всю жизнь и думать, что живешь, а на самом деле – влачишь ненужное существование с человеком, которому, по сути, и дела-то нет до тебя: и горе в одиночку, и радость не в радость, сплошные выдумки.

Лика озорно подмигнула Юлии:

Зато теперь мы с тобой, красивые и умные, независимые от чужих порочных страстей, вольны поступать согласно своим желаниям. И потом, сколько можно жить в «стране дураков»?! Жизнь так удивительно прекрасна – уж это я поняла наверняка, правда, тоже с некоторым опозданием, но все же...

Она загадочно улыбнулась и, увлекая за собой подругу, прибавила шаг:

– Знаешь, давай зайдем куда-нибудь. В приятной обстановке посидеть захотелось, - имея в виду кафе или что-нибудь этакое, Лика принялась вертеть головой по сторонам, цепляясь взглядом за яркие вывески в поисках приличного уголка.

– Ничего не имею против.

Предложение Юлии понравилось.

Кирилл пришел в себя уже в палате, в стенах родной клиники. Память медленно восстанавливала картину происшедшего.

– Кирилл Александрович, как вы чувствуете себя? – услышал он знакомый участливый голос, принадлежащий медсестре Леночке, которая своим присутствием и белым халатом неопровержимо подтверждала, что он сейчас находится в качестве пациента, но отнюдь не главного хирурга клиники.

– Мы позвонили вашей сестре, и она скоро будет здесь. Как вас все же угораздило? – продолжала информировать и атаковать вопросами Леночка, как ее ласково называли сотрудники за кроткий, милый нрав и доброжелательное отношение ко всем без разбору.

Если только где-то назревал конфликт, Леночка первой устремлялась в эпицентр, стараясь правдами и неправдами примирить главных зачинщиков, нейтрализовать ситуацию и, если обнаруживала свое бессилие, то долго огорчалась и даже могла всплакнуть по этому поводу.

Кирилл попробовал сосредоточиться на восприятии своего тела. Ощущение невесомости, пожалуй, было бы самым подходящим определением его настоящего состояния.

– Леночка, это я у вас должен спрашивать, что со мной, – попытался он отшутиться. – Я крепко пострадал?
Рука потянулась к лицу:

– Ого! – он опустил руку, не решаясь обследовать себя дальше.

– Сильно бровь рассечена и множество всевозможных ушибов. Переломов и вывихов рентген, к счастью, не выявил. Самые необходимые меры мы приняли, – назидательно и покровительственно сообщила медсестра Леночка, всем своим видом демонстрируя серьезность создавшегося положения, чем вызвала умиление у главного хирурга и легкий смешок, который, впрочем, не совсем удался из-за возникшей боли в правой щеке.
Кирилл языком провел по полости рта: «Слава Богу, зубы, кажется, целы».

– А кто Татьяне звонил? Небось, напугали ребенка?

Бровки на лице медсестры поползли вверх, а вслед за ними и вздернутый носик, что явно указывало на безграничное её удивление.

– Какого ребенка, Кирилл Александрович?! Да ваша Татьяна старше меня на два года, если хотите знать. Я и звонила. Сказала все как есть, – с обидой произнес округлый пухлый ротик.

– Ну хорошо, хорошо, что ты так разволновалась? – а про себя по-гафтовски подумал: «Представляю, сколько страху напустила на Татьяну, душевная ты моя».

Откинувшись на подушку, он на мгновение забыл о присутствии добросердечной Леночки, которая беспрестанно ворковала обо всем и всех сразу, плавно передвигаясь по палате и шурша свеженакрахмаленным халатиком небесной голубизны. Он вдруг вспомнил о том, что беспокоило его в последние минуты перед аварией. «Черт возьми, как глупо и нелепо, а главное – не вовремя», – он подумал о Юлии, которая, возможно, завтра-послезавтра покинет Питер и самым естественным образом исчезнет из его жизни. А этого он, ох, как не хотел... В отчаянии, плотно сжав челюсти, он мучительно застонал одновременно от боли травмированной стороны лица, синева и припухлость которого безжалостно до неузнаваемости исказила мужественный профиль главного врача, и безысходности своего нынешнего положения. Дверь с шумом распахнулась. Стремительная и напуганная, в палату влетела Татьяна. Прервав Леночку на полуслове, она в отчаянии склонилась над кроватью и принялась нервно ощупывать тело брата. Открыв глаза, точнее один глаз, так как второй заплыл и отливал нездоровой синевой, Кирилл осторожно придержал ее за руку.

– Все не так плохо. Руки-ноги целы, да и голова в полном порядке, разве что красоту подпортил и ослаб маленько. Только умоляю тебя, не тревожься так и не паникуй. А вот машину жалко. Что с ней, пока не ведаешь?
Татьяна в слезах махнула рукой куда-то в сторону.

– Слава Богу, жив остался. Пока добиралась, думала, ума лишусь. С глазом что?

– Бровь рассечена. Да не волнуйся ты, день-другой и я снова как новенький. Вон у меня команда какая, – кивнул он в сторону Леночки, которая придя в себя, словно после урагана, вызванного появлением Татьяны, деликатно растворилась за дверью.

Юлия улетала на следующий день. Кирилл так и не объявился. Поговорив с Ксюшей и мамой по телефону, она решила не задерживаться в Питере, как Лика ее ни уговаривала.

– Пойми, не могу. Ксюша просила. Я ведь теперь и за маму, и за папу, – рассудительно заметила Юлия.

– Можно подумать, раньше было иначе, – настаивала на своем Лика. – День-другой ничего бы не изменили.

В аэропорт приехали на такси. Пока ехали, солнце светило вовсю, но когда были уже вблизи Пулковского аэропорта, небо затянуло тяжелыми низкими тучами, стало темно, в воздухе запахло пылью – одним словом, все предвещало изменение погоды.

– Вероятно, предвидятся проблемы с вылетом, регистрацию отложили, – предчувствуя неладное, Юлия подсела к Лике, спокойно взирающей по сторонам.

– Никакой трагедии. Сдай билет, улетишь завтра. Смешно коротать здесь время, когда нет острой необходимости, – спокойно проговорила Лика: – А вечером куда-нибудь сходим. Толком даже не поговорили, – уговаривала она.

– Нет, буду ждать вылета, – Юлия нервно поправила волосы характерным жестом, тем самым давая понять, что уговаривать ее бессмысленно.

Людей в аэропорту в этот час было немного, но в связи с задержкой рейсов, пребывающих в ожидании становилось все больше и больше. Внезапно Юлии показалось что-то очень знакомое в девушке, стоявшей спиной к ним.

– Извини, – она коснулась плеча Лики и, не глядя на нее, резко поднялась, – я сейчас. – Татьяна? Я не ошиблась? – с надеждой в голосе обратилась она к стройной длинноногой девушке, внимательно изучающей электронное табло информации.

Та медленно повела головой в сторону Юлии, которая с нескрываемой радостью удостоверилась в действительном: перед ней стояла Татьяна, сестра Кирилла. Девушка же буквально впилась глазами в Юлию, все еще не веря, что перед ней та самая женщина, о которой они только вчера говорили с братом и которую ей, по его просьбе, предстояло отыскать. Она уже была по указанному Кириллом адресу, но никого не застала там, и сейчас с телеграммой в руке ожидала встречи с любимым, который должен был прилететь еще час назад, но, к великому сожалению многих, аэропорт не принимал.

– Боже мой, Юля, это вы! Даже не верится. Я заезжала к вам, но никого не было дома. Кирилл просил найти Вас, зная, что не сегодня-завтра вы улетаете.

– Так вы здесь из-за меня? – плохо понимая происходящее, удивилась Юлия.

– Да нет. Здесь я по другой причине. Сегодня прилетает Вадим, но погода подвела, и я просто в отчаянии, как долго аэропорт будет закрыт. Мне ведь еще к брату нужно заехать. Ой... Юля, – спохватилась Татьяна, – я не сказала о главном: Кирилл перевернулся на машине, когда от вас возвращался. Дождь сильный был, а дороги у нас – сами знаете какие.

Юлия, бледнея, во все глаза смотрела на Татьяну.

– С Кириллом что? – еле слышно прошептала она.

Только сейчас Татьяна заметила, насколько сильно подействовало на женщину ее сообщение.

– Юленька, – она взяла ее за руку, – простите Бога ради, что напугала вас. Он, можно сказать, отделался легким испугом. В такой ситуации могло быть значительно хуже, – торопилась успокоить девушка.

– Где он? – Юлия направилась в сторону Лики, сильно сжимая локоть Татьяны, словно та собиралась вырваться.

– В больнице. Лежит и переживает, что вас уже нет в Питере. Ой, забыла совсем, это от него, – она протянула свернутый вдвое листок с надписью «Юлии».

Ровным мужским почерком было написано всего три слова «Ты мне нужна». Подписи не было.

– Лика, это Татьяна, сестра моего знакомого Кирилла, – уточнила Юлия.
Женщины улыбнулись друг другу.

– А вы Лика, подруга нашей новой знакомой, – засмеялась Татьяна. Напряжение спало.

– Где телефон? Мне нужен «межгород», – и, не дожидаясь ответа, оставив женщин, Юлия смешалась с толпой.

Через минуту, стараясь перекричать специфический людской гул всех аэропортов мира, она, ссылаясь на обстоятельства, кричала в трубку сегодня ее не ждать, убедительно заверяя, что так надо и задержится она ненадолго. Уже через некоторое время, сдав билет, взволнованная и... счастливая, Юлия в компании Лики мчалась в желтом такси в обратном направлении – в город, в больницу, адрес которой продиктовала Татьяна.

Сама же Татьяна осталась в Пулково ожидать прилета Вадима и надеяться на скорую встречу с ним.

Лика из солидарности все больше молчала, предчувствуя значимость развивающихся событий и с интересом наблюдая за решительными действиями своей подруги, так ей порой не свойственными.

Коллеги поочередно заглядывали в палату к «главному», выражали сочувствие, но, в основном, оптимистично замечали, что могло быть хуже и даже значительно хуже, приводя множество жутчайших примеров в качестве традиционных приемов психологической защиты, к которым частенько прибегал и сам главный врач, утешая особо волнительных пациентов. Подобно провинившемуся мальчику, Кирилл Александрович, с усилием превозмогая боль, неопределенно улыбался одной половиной лица, раздражаясь и злясь на себя из-за нелепости ситуации, в которой оказался. Временами он прикрывал здоровый глаз, чувствуя, как погружается в сон.

Постоянно кружилась голова и слегка подташнивало. Кирилл задремал. Сосредоточенность и какое-то внутреннее напряжение читалось на его лице, отчего создавалось впечатление озабоченности, но отнюдь не спокойного сна.

Дверь открылась. Стараясь неслышно ступать, в палату вошла Кира Валерьевна, по мнению «белых халатов» и многочисленных больных, – хирург от Бога и женщина по призванию. Статная и властная, не лишенная женского обаяния, она одним своим видом внушала уверенность и доверие и тем, кто хорошо знал ее, и тем, кто видел впервые.

Коллеги уважали Киру Валерьевну, случалось, побаивались ее решительного и несколько прямолинейного нрава, которым нередко наделена определенная категория врачей, преимущественно – хирургов. Правильные точеные черты лица и умные выразительные карие глаза придавали всему облику невозмутимость и спокойствие, позволяя тем самым покровительствовать и даже опекать тех, кто в этом особо нуждался.

Она присела на стул рядом с кроватью Кирилла, внимательно вглядываясь в лицо спящего. Словно ощутив чье-то присутствие, Кирилл приоткрыл здоровый глаз и, будто наводя резкость, тупо уставился на Киру. Она потянулась к нему, нежно коснулась губами щеки, оставив на ней отпечаток яркой помады, который тут же стерла, так же нежно проведя следом длинными красивыми пальцами с бесцветным лаком.

– Ну и ну, – покачала она головой с гладкими упругими волосами, стянутыми заколкой в тон им, – угораздило же тебя.

Кира улыбнулась, и лицо ее словно озарила внутренняя подсветка, делая черты мягкими и доступными. Кирилл уловил устойчивый запах ее духов, острый и знакомый.

– Нестрашно. Я в порядке, – тихим, бесцветным голосом проговорил он. – Отлежаться надо и... переждать.

Указал рукой на лицо:

– Как узнала? Ты же выходная сегодня.

– Самым естественным образом – по телефону. Работа такая, положено знать. Сказали, особый случай, – с легкой иронией проговорила Кира.

Кирилл попытался усмехнуться.

– Испугалась?

– Самую малость. – Кира коснулась пальчиками его губ. – А ты долго отсутствовал. И не звонил. Я скучала по тебе, – бархатным взглядом больших темных глаз ласкала она его.

– Не знаю, как ты, но я и сейчас скучаю, – перейдя на шепот, продолжала Кира, испытывая облегчение, что он жив и рядом. И все поправимо.

О романе двух ведущих хирургов больницы знали, но прилюдно эту тему обходили стороной. Особенностью таких отношений было то, что не принято демонстрировать. Кира Валерьевна была замужем. Впрочем, афишировать эту связь не было особой нужды: никто – ни она, ни он ни на что исключительное не претендовали. Его привлекала женщина-врач, со всеми ее женскими и деловыми качествами. Всегда в форме, красивая, стремительная, откровенно независимая, она вызывала восхищение, притягивала к себе внимание и мужчин, и – особенно – женщин. Подражание и, если можно сказать, копирование себе подобных есть естественная природная потребность любого из смертных. Женщин независимых, а именно такой была Кира Валерьевна, несмотря на замужество, не так уж много. Быт, заботы, домашние проблемы чаще адаптируют женщину под себя, растворяя ее в семейной жизни, и порой так, что даже по крупицам самореализоваться бывает сложно. А поскольку привлекает в других то, что в тебе самом отсутствует, слабому полу хотелось походить на нее, и хотя не всегда и не всем это удавалось, зато придавало силы, вдохновляло, вселяя веру в собственную значимость.

Саму же Киру Валерьевну устраивали столь независимые отношения с мужчиной, так не похожим на остальных. Он ей понравился сразу, как только вошел и заговорил. Врожденное чувство уверенности в своих установках не позволяло ей влюбиться по уши и истязать себя бессмысленными сомнениями и переживаниями, как это бывает, когда по-настоящему любишь. Всё сразу, без лирики и прелюдий – таковым было кредо Киры Валерьевны. Она первой обнаружила свой женский интерес, ведя себя естественно и достойно, без вызова и почти по-деловому.
Высвободившись из-под авторитарного материнского крыла, Кира сравнительно рано вышла замуж, ассоциируя этот шаг с приобретением самостоятельности. Уже тогда, в свои неполные девятнадцать, будучи студенткой медицинского института, она остановила выбор на одном из его доцентов, не молодом и не старом, достаточно прочно стоявшем на ногах и безумно влюбленным в Киру. Он страстно любил, а она уважала и ценила, заполняя пространство вокруг себя энергией и смыслом. Так было до и после встречи с Кириллом. Так и не став матерью, что, впрочем, не сильно огорчало Киру Валерьевну, она в большей степени принадлежала только себе и делу, которое стало частью ее. Так было... Слишком долго жила она по правилам, формировавшимся годами, не позволяя себе расслабляться и отступать. Да, так было! Но сейчас здесь, у постели Кирилла, что-то дрогнуло и изменилось в душе Киры, удивляя и одновременно пугая ее.

– Я ребенка хочу... от тебя, – неожиданно для себя очень тихо произнесла она, сраженная своим откровением. В ней просыпалась женщина, непредсказуемая и растерянная, другая, малознакомая ей. Чувства нахлынули, ошеломили, застали врасплох. В смятении она поднялась.

– Отдыхай, я пойду, – задумчиво проговорила Кира и действительно ушла.

Кирилл долго с удивлением смотрел на стул, где только что сидела она. «Что это?» – спрашивал он себя, опасаясь констатировать истину. Боль во всем теле временами становясь непереносимой, отвлекала от грустных мыслей, но то беспокойство, которое поселилось внутри, не оставляло его, как он ни старался.

Больничные коридоры, как и все аэропорты мира, имеют определенное сходство: не удивляют, а лишь погружают в знакомые ощущения. В предложенном сестричкой белом халате, накинутом на хрупкие плечи, Юлия быстро отыскала нужную дверь. Постучала и вошла. Кирилл не спал. От неожиданности он резко приподнялся, но тут же тяжело рухнул на подушку.

– Это Вы... Как я рад! – с чувством выдохнул он. – Присаживайтесь, Юленька. Ю-лень-ка, – как бы наслаждаясь звуками, медленно повторил он по слогам.

Раскрасневшаяся от внезапности происходящего с ней сегодня, Юлия стояла у кровати и с трогательной нежностью смотрела на Кирилла.

– Утонуть можно, – вглядываясь в зеленые бездонные глаза Юлии, говорил он. – Я знал, что увижу вас, я мечтал...

– А вы, оказывается, романтик, причем, азартный романтик! – не отводя взгляда, Юлия присела на стул.
Руки их встретились, скрестились, переливая сокровенное тепло друг другу, удивляя и ошеломляя неожиданным для обоих притяжением.

– Как же вы так неосторожно? – не отнимая рук, Юлия вопросительно посмотрела на Кирилла. – Больно?

– Сейчас нет. Вы исцелили меня в одно мгновение. Только, подозреваю, картинка моего лица не очень выразительная.

– Напротив, даже очень впечатляет. С трудом узнала, – улыбнулась Юлия.

Они говорили обо всем и ни о чем, наслаждаясь присутствием друг друга, не осознавая до конца то, перед чем зачастую бессильна бывает логика.

Дверь в палату резко распахнулась, и на пороге застыла высокая красивая женщина. Трагический излом темных бровей ярко выделялся на бледноватом лице ее. Не мигая, она с минуту молча смотрела на застывшую сцену скрещенных рук, и страдание, ранее не ведомое ей, исказило красивое лицо Киры Валерьевны.

Кирилл хотел что-то сказать, но не успел: Кира порывисто развернулась и скрылась, так и оставив дверь открытой. Осторожно высвободив руки, Юлия в растерянности посмотрела на Кирилла.

– Это – жизнь, Юленька. Я все объясню тебе. Главное – ты здесь и со мной. Мне тебе о многом сказать надо, – торопливо и с волнением говорил он.

– Хорошо, хорошо, но только не сейчас. Поправляйся, – не замечая, что тоже перешла на «ты», Юлия поспешно поднялась. – Я завтра навещу тебя. Лика внизу ждет. Татьяна задержится в аэропорту; мы с ней там встретились, – в замешательстве отрывисто говорила она, делая неуверенный шаг в сторону открытой двери.

– Но?!... – Кирилл попытался остановить ее.

– Нет, нет. До завтра, – все еще испытывая неловкость, Юлия бесшумно прикрыла за собой белую глухую дверь палаты.

Кирилл был физически измучен и удручен внезапным уходом Юлии. Все как-то навалилось сразу, смешалось, стало непонятным: Кира... Зачем она так? Что происходит с ней? Кто, как ни она, определил дистанцию независимости в их отношениях, не позволяя чувствовать и расслабляться, напоминая всякий раз, что свобода от лирики и дело, которому она служит, ей дороже всего. Без пафоса, но убедительно отстаивала она свои принципы, приучая и его следовать им. Так было! А сейчас что изменилось? Сейчас, когда – Юлия...

Трудно сказать, сколько прошло времени с момента ухода Юлии, а он все еще лежал неподвижно, уставившись в больничный потолок, не реагируя на шум, доносящийся откуда-то снизу. Так иногда бывало, когда поступали особо тяжелые пациенты, доставленные из эпицентров экстремальных ситуаций. В такие минуты, казалось, даже больничные стены активизировались и сострадали, переживая вместе с людьми страхи и боль. Так было и в этот раз: хлопали двери, кто-то бежал по коридору, на ходу торопливо отдавая распоряжения, тем самым внося коррективы в ритмичный режим работы стационара хирургического отделения.

Кира Валерьевна готовилась к внеплановой операции. Случай тяжелый. Серьезные повреждения внутренних органов у девочки четырех лет, выпавшей из окна второго этажа. Только надежда и никаких гарантий. Кира Валерьевна вошла в операционную...

Такой растерянной и беспомощной Кира себя не помнила. Разве что в детстве, когда не удавалось противостоять строгому натиску Ольги Сергеевны, матери Киры, женщины властной и своенравной.

В смятении Кира стремительно удалялась от палаты Кирилла. Она и не предполагала, что такое возможно. И с кем? С ней, которая сама привыкла устанавливать нормы удовлетворявших ее отношений. Внезапно она поняла все: это она, Кира, свободна, а он – нет, он чувствует и, возможно, даже любит, но не ее, а эту женщину, появившуюся неизвестно откуда. Но отчего так защемило в груди, и слезы вот-вот выкатятся из маслянистых хмурых глаз Киры, напряжение которой угадывалось во всем ее облике, стоило на нее только взглянуть? «Господи! Почему именно сейчас, когда он мне так нужен, когда я хочу принадлежать только ему и никому больше?» Войдя в кабинет главного врача, она, пошатываясь, подошла к открытому окну и, облокотясь на подоконник, мысленно погрузилась в себя в поисках ответа, не в силах освободиться от тягостного ощущения внутренней опустошенности. Телефонный звонок прервал мысли Киры. Звонили из приемной.

– Кира Валерьевна, ребенка привезли в тяжелом состоянии. Ждем вас.

– Уже иду, – подойдя к зеркалу, Кира поправила волосы, слегка похлопала себя по щекам и, приподняв голову, решительно вышла из кабинета...

В ожидании Юлии в небольшом кафе напротив главного входа больницы Лика удобно расположилась за столиком у окна, с удовольствием согревая себя чашечкой черного кофе и наблюдая за движением у больничного здания. Боясь пропустить Юлию, она видела, как то и дело подъезжали и отъезжали машины, суетливо сновали люди с озабоченным видом, и мысль о том, что ты не по ту, а по эту – «здоровую» – сторону жизни снижала значимость ее личной проблемы. А она была, эта проблема, которая не позволяла Лике отвлечься и забыть о ней. И радовала, и огорчала. Лика задумалась: «Я даже Юлии ничего не сказала о Сергее, о том, что женат и двое маленьких детей, о том, что моложе на целых семь лет. Да и зачем говорить? Возможно, да и скорее всего, у нас с ним нет и не может быть будущего, – размышляла она, поглядывая в окно. – Влюбилась, как девчонка, и не знаю, что с этим делать. Рассказать Юльке – не поверит, а впрочем, как знать? Нас с ней, пожалуй, трудно теперь чем-либо удивить. Нет, говорить не буду. Справлюсь, я сильная. Подумаешь, служебный роман... Сколько угодно живут именно так и не корят себя за это». Рассерженно, резким движением она отодвинула чашку с недопитым кофе и неожиданно для себя вышла из кафе. Накрапывал дождь. Раскрыв зонтик, стройная и яркая, Лика стояла, выгодно выделяясь одиноким островком среди проходивших мимо горожан, не имеющих никакого отношения ни к ней, ни к ее проблемам. «Что не сиделось в тепле?» – едва успела подумать она, как из дверей больницы показалась Юлия. Заметив Лику, она помахала ей рукой и побежала навстречу.

– Ой, снова дождь! Ну и погода у вас! – она прижалась к руке Лики, укрываясь под зонтом от дождевых капель. – Поехали домой.

Они спустились в метро.

– Как больной? – поинтересовалась Лика. – Мне показалось, ты чем-то обеспокоена.

– Тебе показалось. Просто устала и хочу есть, - Юлия посмотрела на часы. – Ты знаешь, который час? Пятый.

– Можно подумать, это ты меня ждала целых полтора часа, – засмеялась Лика.

– Что, действительно так долго? – изумилась Юлия: – Прости, время пролетело незаметно, – она виновато поджала губы.

– Ну ты и чудо! Потерпи полчаса, скоро дома будем, – Лика изучающе смотрела на подругу, улыбаясь одними глазами.

Операция прошла успешно. Состояние девочки продолжало оставаться тяжелым, но стабильным, а это утешало и обнадеживало. Кира Валерьевна, выйдя из операционной, подошла к женщине тридцати лет, ожидавшей здесь же, у дверей операционной. Обессилев от тревожного ожидания, та с трудом сделала шаг навстречу врачу. Не спросила, а лишь пристально вглядываясь в лицо хирурга, пыталась получить ответ на жизненно важный для нее вопрос: как дочь, ее маленькая девочка? Что с ней? Кира Валерьевна молча взяла ее под руку.

– Сделали все возможное. Остается ждать и надеяться на лучшее. А вам сейчас отдохнуть нужно, как и мне, впрочем... Поезжайте-ка домой, а завтра утром можно будет навестить Машеньку.

Кира Валерьевна, пройдя несколько шагов вперед по коридору, оглянулась и укоризненно добавила:

– За детьми присматривать нужно.

Женщина попыталась было уговорить врача остаться и самой подежурить у постели дочери, на что Кира Валерьевна отрицательно покачала головой. Ситуация с родными пациентов повторялась, но сегодня по-иному чувствовала себя сама Кира Валерьевна: усталость во всем теле и безграничное раздражение преобладали над остальными чувствами. Нынешнее состояние, а следовательно, и реакция на происходящее были не типичными для Киры Валерьевны, женщины- хирурга от Бога и по призванию. Стоя у операционного стола, она отлично знала, как действовать, профессионально и уверенно. Но сейчас, идя по длинному больничному коридору, она вновь почувствовала себя одинокой и подавленной, что-то изменилось в ней.

Продолжение следует...