Этой ночью он долго не мог заснуть. В голову постоянно лезли всякие мутные мысли. Отчасти это объяснялось воздействием алкоголя, но не только. За последнее время с ним произошла масса странного и необъяснимого: тест Росслера, художник, предсказывающий события, потерянные люди. Так недолго и с ума сойти, что уж говорить о сне.
Утром Кирилл, хорошенько умывшись, отправился в свою клинику, писать заявление на увольнение. Побеждённый рассудок продолжал истошно верещать "Не смей этого делать!" но он твёрдо решился распутать этот клубок таинственных происшествий, и, как говорится, закусил удила. А потом, в случае чего он всегда сможет вернуться. Мир давно сошёл с ума, а значит психиатры никогда не останутся без работы.
Из клиники он, не откладывая дело в долгий ящик, поехал в институт имени Гамалеи. Его разум до последнего надеялся, что ничего из этой затеи не выйдет. На проходной его поднимут на смех, он вернётся в клинику и всё пойдёт своим чередом, как раньше. Но рациональное мышление потерпело повторное поражение.
Толстый, скучающий охранник позвонил кому-то по внутреннему телефону, и вскоре в холл спустился невысокий, лысеющий мужичок, лет пятидесяти на вид, в белом, лабораторном халате.
Узнав о цели визита, он не только не удивился этому, а наоборот, обрадовался.
- Кирилл Васильевич Вонзов, очень хорошо, что вы пришли. Меня зовут Аркадий Николаевич, между прочим член-корреспондент академии наук. Следуйте за мной, нам надо оформить бумаги.
Как не увещевал Кирилл этого лысого академика, как не пытался ему разъяснить, что он ничего не понимает ни в микробиологии, ни в душе человеческой, как в медицинском, так и в эзотерическом плане - тот даже слушать не стал.
В кратчайшие сроки Вонзова оформили в штат: младшим научным сотрудником - консультантом. Ему выдали новое удостоверение, пропуск на остров Городомля, путёвку в исследовательский центр и денежный аванс на первое время. Следующим днём он ехал в Осташков на междугороднем автобусе.
В дороге Кирилла размышлял об иррациональности происходящего. Ну не может серьёзный научный институт — вот так сразу принять в штат никому неизвестного человека с улицы и выдать ему пропуск в закрытую лабораторию. Такого просто не бывает. У Вонзова не спросили даже о профильном образовании.
"Может быть я случайным образом попал в реалити-шоу, и за мной следят миллионы телезрителей с помощью скрытых камер?". Кирилл огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил.
"Может быть на пристани в Городомле мне наконец признаются в том, что это всё - глупый розыгрыш, и со смехом развернут обратно?"
Но нет: никаких задержек, никаких признаний. На КПП в Солнечном сержант внутренних войск внимательно сверил его документы, и отдал воинское приветствие: "Проходите, Кирилл Васильевич". На этом всё, иди, куда хочешь и делай, что хочешь.
По крайней мере Кирилл был благодарен судьбе за то, что она смогла предоставить ему возможность побывать в таком живописном месте.
Как же замечательно побывать летом в самом сердце озера Селигер: чистейший воздух, яркое солнце, высоченные сосны.
Если бы не военная охрана, можно было подумать, что Вонзов оказался в санатории. Кстати о соснах, например, Пицунда, так же окружена целой рощей замечательных реликтовых сосен. При должном уровне фантазии можно представить вместо озера Чёрное море, и вуоля - он на курорте.
ЗАТО расшифровывается как "Закрытое административно-территориальное образование". От обычных городов отличается повышенной концентрацией охраны и тем, что время в них словно бы остановилось.
Старые вывески, старая архитектура, информационные стенды, на которых до сих пор висят газетные листы.
"Уж не отсюда ли потерялся тот самый разворот, на котором троица потерянных людей распивала водку в парке?"
Старые, выщербленные временем, монументы с социалистическими лозунгами: "Миру - мир", "Пролетарии всех стран соединяйтесь" и зачем-то "Omnia - praebebit spem fallacem".
"С чего бы им тут выражаться на латыни? Ах да, здесь же научное предприятие." Повышенная концентрация учёных на квадратный километр накладывает свой, особенный шарм в местный колорит. "Не удивлюсь, если у них существует и свой аналог Лузитании", - подумал Кирилл.
Однако, долго гулять в одиночку Кириллу не пришлось.
На центральной аллее его встретил какой-то местный инженеришко и проводил в, как он выразился, "лабораторию медицинских проблем".
Профессор был прав - научная группа состояла из людей очень почтенного возраста, и осталось их всего-навсего трое.
"Опять трое, это число буквально преследует меня."
Последние, жалкие остатки былого размаха, чего нельзя было сказать об оборудовании. Уж не знаю, как они получали своё финансирование, но снабжали эту доморощенную команду старых кляч недурственно.
Здесь были центрифуги, автоклавы, анализаторы, рефрижераторы и черт знает, что ещё. А также новому сотруднику показали местную гордость: мейнфрейм IBM System z10, стоивший как пассажирский лайнер. Кто им его подогнал - одному Богу известно.
И всё это дорогое оборудование было в распоряжении всего троих лаборантов. Четверых, если считать вместе с Вонзовым.
Анфиса Николаевна Шпак, строгая старушенция с необычайно добрыми глазами. Она была удивительно похожа на актрису Рину Зелёную, в роли черепахи Тортиллы из фильма "Золотой ключик". Больше всего Анфиса Николаевна любила свою таксу, по кличке Лариска, и сладкую вату, которую ежедневно готовила на, переоборудованной для этой цели, центрифуге. Помимо сладкого Шпак увлекалась гаданием, составлением гороскопов и прочей астрологией. Когда Кирилл ей представился, она первым же делом уточнила у него, под каким знаком он родился, и какая в тот день была фаза луны. Зодиак свой Кирилл ей сообщил, а вот насчёт фазы луны сказать затруднился. Анфиса Николаевна обещала посчитать самостоятельно по своим календарям.
Геннадий Степанович Крок - её заместитель, вечно дымящий трубкой, за что его за глаза прозвали "пароход".
На старости лет Крок серьёзно заинтересовался Японской культурой, и в отдельности просмотром аннимэ. Мультфильмами теперь было занято всё его свободное время. Он так же купил себе самоучитель японского языка и начал пытаться рисовать свою собственную мангу. От Геннадия Степановича частенько можно было услышать: "Сумимасэн", "Коничева" или "Вакаримасэн".
Антон Павлович Чебураков - старший лаборант. Родители дали ему такое имя после рождения трёх дочерей, что было символично. Чебураков слыл большим сумасбродом, о чём Кириллу "по секрету" рассказала Анфиса Николаевна. Он верил во все теории заговора и постоянно утверждал, что за ними следит некая могущественная организация. Он часто разговаривал сам с собой и тщательно прятал от сотрудников свои контакты и переписку. Это тем более забавно, если учесть, что Антон Павлович работал в секретной лаборатории. Может быть поэтому он и не продвинулся выше должности старшего лаборанта.
Вот с этими престарелыми безумцами Вонзову и предстояло работать.
И Кирилл включился, что называется: "Засучив рукава". Сначала он думал, что придётся работать с умирающими людьми в качестве подопытных, как это было в опыте Макдугалла, но его успокоили.
- Мы всё же советские люди, несмотря на то, что Союза уже нет. Поэтому мы за гуманизм и человеколюбие. И подумай сам, если душа отлетает в момент смерти, значит в живом человеке она определённо существует. Нам надо лишь засечь и считать её.
Довод звучал убедительно, и Кирилл успокоился.
За многие годы исследований эта одиозная троица пришла к следующему выводу: душа может существовать только в виде определённого физического поля, вроде электромагнитного, гравитационного или глюонного. Стандартная модель, хоть и выглядит очень логичной, оставляет нам лазейку достаточную для манёвра. Ведь гравитацию она тоже не описывает, а тем не менее она есть. Почему бы тогда не предположить и какое-нибудь "душевное поле"?
Работать приходилось с живыми людьми - добровольцами. В Солнечном существовал профсоюзный дом отдыха, "только для своих", вот из отдыхающих и набирались желающие поучаствовать в "научном эксперименте". Эти люди не понаслышке знали, что такое государственная тайна, и поэтому легко ставили подпись над актом о неразглашении. Одним больше, одним меньше - кого это волнует.
Добровольцев подключали ко всем мыслимым и немыслимым анализаторам, детекторам и уловителям, пытаясь обнаружить хотя бы слабые следы "душевного поля". Полученная информация заворачивалась на внутренний сервер, где подлежала дальнейшей обработке. Этой работой и предстояло теперь заниматься Кириллу Вонзову, попутно осваивая новое, для себя, программное обеспечение.
То ли свежая кровь и впрямь сильно повлияла на деятельность этой группы, то ли параметр "удача" у нового сотрудника был близок к стопроцентному, но первые же результаты проявились через неделю. Нельзя сказать, что этот успех дался им легко. Кириллу приходилось просиживать за терминалом целыми днями, а иногда и ночами. Спал он прямо тут же, на раскладушке, а еду ему приносила Анфиса Николаевна лично.
Обычно они снимали с пациентов данные, все, какие могли, затем перегоняли их в цифровой формат и пытались анализировать. Но зачастую в итоге получалась какая-то полнейшая белиберда, не значащая вообще ничего.